Как ручные часы — всегда с тобой,тихо тикают где-то в мозгу.Головная боль, боль, боль,боль, боль — не могу.Слабая боль головная,тихая, затухающая,словно тропа лесная,прелью благоухающая.Скромная боль, невидная,словно дождинка летняя,словно девица на выданьи,тридцати — с чем-нибудь — летняя.Я с ней просыпался,с ней засыпал,видел ее во сне,ее сыпучий песок засыпалпути-дорожки мне.Но вдруг я решил написать стих,тряхнуть стариной.И вот головной тик — стих,что-то случилось со мной.Помню, как ранило: по плечухлопнуло. Наземь лечу.А это — как рана наоборот,как будто зажило вдруг:падаешь вверх,отступаешь впередв сладостный испуг.Спасибо же вам, стихи мои,за то, что, когда пришла беда,вы были мне вместо семьи,вместо любви, вместо труда.Спасибо, что прощали меня,как бы плохо вас ни писал,в тот год, когда, выйдя из огня,я от последствий себя спасал.Спасибо вам, мои врачи,за то, что я не замолк, не стих.Теперь я здоров! Теперь — ворчи,если в чем совру, мой стих.
«Когда мы вернулись с войны…»
Когда мы вернулись с войны,я понял, что мы не нужны.Захлебываясь от ностальгии,от несовершенной вины,я понял: иные, другие,совсем не такие нужны.Господствовала прямота,и вскользь сообщалося людям,что заняты ваши местаи освобождать их не будем,а звания ваши, и чин,и все ордена, и медали,конечно, за дело вам дали.Все это касалось мужчин.Но в мир не допущен мужской,к обужам его и одежам,я слабою женской рукойобласкан был и обнадежен.Я вдруг ощущал на себето черный, то синий, то серый,смотревший с надеждой и веройвзор.И перемену судьбепророчествовали и гласилине опыт мой и не закон,а взгляд,и один только он —то карий, то серый, то синий.Они поднимали с земли,они к небесам увлекали,и выжить они помогли —то синий, то серый, то карий.
Как меня не приняли на работу
Очень долго прения длились:Два, а может быть, три часа.Голоса обо мне разделились.Не сошлись на мне голоса.Седоусая секретарша,Лет шестидесяти и старше,Вышла, ручками развела,Очень ясно понять дала:Не понравился, не показался —В общем, не подошел, не дорос.Я стоял, как будто касалсяНе меня весь этот вопрос.Я сказал «спасибо» и вышел.Даже дверью хлопать не стал.И на улицу Горького вышел.И почувствовал, как устал.Так учителем географии(Лучше в городе, можно в район)Я не стал. И в мою биографиюЭтот год иначе внесен.Так не взяли меня на работу.И я взял ее на себя.Всю неволю свою, всю охотуНа хореи и ямбы рубя.На анапесты, амфибрахии,На свободный и белый стих.А в учители географииНабирают совсем других.