Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

В моде... нет в вечном тренде люди константные, с устоявшимся кредо, рациональные и с устойчивой психикой, намекающей на суровые испытания и победы в жизненных драмах, - личности "малых слов, многих дел", массы думают, оттого на них знак величия, глубины и достоинств. Этот тип мнится вроде героя и поставляется как пример людям ровно иным, с лабильной и ртутной психикой, с переменчивым виденьем: избегающим принципов и меняющим свои мнения, испытующим Бога вместо похвал Ему, амплитудным в эмоциях от депрессий до радостей, рассыпающим в речи, часто несдержанной, а порой имморальной, сонмы значений, противоречий и отвлечённостей. Им советуют поскорей состояться, определиться.

Но ошибаются в их психическом складе. Он как раз сформирован, даже и выстрадан. Если психика отливает спектрами радуги, как протей изменяется; если ведает языки всех сред и в любой своя; если ход её под землёю и в небе сходно возможен; если ей участь преданной челяди при любых дверях и сокровищах человеческих ценностей в тягость и если несть числа её маскам в поступи жизни - значит, не нужно ей равновесий, родственных висельным, и она их не ищет, ибо владеет всем, что даровано человеку как в его духе, так и в развитии. И она как раз всемогуща, коль всё вбирает без назидания от этических церберов и культурных вождей, коль родственна всем явлениям и всем сущностям жизни, не разграниченным политически, социально, нравственно, темпорально, даже бытийно. Смерть и жизнь - её крылья с равными махами. В ней всегда гул вселенской тубы предвечного, в ней аффекты титанов. В ней поступь Рока. В ней "да" и "нет" неслитны и нераздельны. В ней Христос и Иуда дышат бок о бок. В ней Мироздание нашло зеркало! Осуждать её, ставить в рамки - значит себя судить: свою слабость, узость мышления, куцость чувств, догматичность, невосприимчивость, глухоту, ограниченность, скудоумие, хладнодушие и приверженность нравам быдла.

Вот каков сей второй тип, с зыбкой-де психикой, как мнят все, кто незрячий на "зыбкости", ореол коих ширится за предел их глаз.

Ну, а первый тип есть баран, промышляющий здравым смыслом. Он для солидности помнит пару цитаток. Он жуть стабилен, как древний пень в лесу, ибо ветру качнуть в нём нечего.


674

Я со словью воюю: я словь лишаю пафосных смыслов, словь меня - жизни.


675

Веровать. Мы, не став в христианах "нищими духом", "первыми", что "последние", также "чистыми сердцем", "кроткими", что "наследуют землю", "изгнанными за правду", ходим в "католиках", "православных", "коптах", "баптистах".


676

Каждый миг возглашает свою мораль, каковая должна быть только любовью. Коль любви мало, руководятся книжной моралью и уголовной, то есть моралью норм и понятий.


677

В детстве моём голубом, волшебном, как фея, мир знал, что я его Бог, а он - моя затея.


678

Чудо всегда при нас. Чудо есть гибель падшего и почин новизны, устремляющей к истине; и будь чудо единожды - не было б ни важней его, ни существенней. Рай встаёт. А мир зла и добра, норм, законов, удавок, смыслов и м'oроков, предрассудков и штампов, древний мир бытия по Адаму сякнет. Прежний мир сгнил навек. Близ - премирное.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги