Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

Слышишь критиков, политологов, шоуменов, мэтров, прелатов, учащих жизни, - и словно видишь фильм об одном и о том же: лжи, шкуродёрстве, зверствах, убийствах, деньгах, корысти и улучшениях в русле новых, только что найденных панацей... Всё прежнее, всё знакомое до тоски, до умственных и душевных тягот. Поэтому мы погрязли в лже-философии, мистицизме, экстра-сенсорике, спиритизме, магии, знахарстве, суевериях, фэнтези да химерах, сотканных из мистических рыцарей, супер-тёлок, вампиров, парапсихологов, монстров либо пришельцев. Ибо в реальном миру всё скучно, слышать не хочется, видеть зряшно. Всё как пошло давно - так идёт себе. Что изменится? Ведь проблем не решить в мышлении, каковым они созданы. А мышления, что могло дать иное, чем жрать друг друга, люди не приняли, как не приняли ни буддизма, ни христианства, ни многих прочих дхарм в их спасительной сути, чтоб не меняться. Чернь, страшась воли, вник Достоевский, выбрала рабство.

Лазаем по мертвящим умственным чащам целые эры, лая о новых "духовных ракурсах".


26

Кто Крит не видел - вряд ли Крит знает. Кто не болел - не ведает про болезнь. Но, важно, о Крите и боли слушают, потому как практический интерес присутствует. Можно сплавать на Крит купаться, можно вдруг заболеть внезапно. Это, мол, данность.

Мы же - о рае, который никто никогда не видел. И я бессилен дать описание по причине того, что вещности в раю нет, плюс, главное, у нас нет даже органов рай увидеть.

Я как безумец, врущий химеры. Сходно развязки делаю странные, говоря, что виновно познание зла с добром, кое нужно отвергнуть, чтоб в рай вернуться. Мысли дичайшие. Ведь на Марс слетать проще, чем попасть в рай, да? Выжаты постоянным трудом, внушаемым целью жизни, мы ищем отдыха и забвения, без того чтоб терзаться в поисках места, что описать нельзя ни достигнуть. Лучше дурманиться перед "телеком" пивом, веруя, что сей мир ну не мог быть иным, чем есть.

Но - зачем мы? Замерло бы на лисах и жабах, что живут нормой в виде инстинкта и, набив брюхо, пукают с чувством, что, дескать, жизнь не могла быть иной, чем есть. Но не замерло ни на лисах, ни 'aспидах. Взялись мы с даром мыслить.

Ради мышления люди созданы. Лишь мышление вольно, как вольны боги. Мы же, боясь свобод, отказались от воли. Вздумавши, что есть рамки, - значит, законы, - мы, избегая тайн, возникавших вне рамок, стали как твари, влезшие в клетки. Если есть рамки (смерть или тяжесть), то надо мыслить в рамках возможного, этак мыслим мы.

Но, при всём при том, выси созданы теми, коих расхожий толк звал безумцами. Бруно мнился безумцем точно таким же, как первый лётчик, взмывший с утёса. Моцарта мнили неадекватным. А Аристотель мнил и Платона умалишённым: тот, мол, в идеях даром удвоил мир. Получается: как бы сброд ни вставал во фрунт перед рамками, находился безумец, всё отрицавший, - вплоть до Христа, сказавшего: смерти нет.

Мышление нужно зиждить на диких, казусных мыслях как запредельном. Кто мыслит в рамках - сводит нас к свиньям. Прав Достоевский, что человечество не снесло свобод, сплющив мозг между Сциллой добра и Харибдою зла.

Что нужно: всё, чт'o ни есть вокруг, счесть химерой, а чего нет - реальным. Нужно безумие. Как поэзия, понял Пушкин, быть должна глуповатой, сходно и мыслить нужно безумно. Цель философий - самое важное, от чего мы ушли в ложь м'oроков. Философия, говорил Гуссерль, есть наука об истине, об истоках. В общем, науке о радикальном нужно быть радикальной.

Нужно в реальнейшее, что есть, - в отечество, то есть в рай.


27

Что, наш мир был единственным и всегда себе равным? Вряд ли. Мир - это страты других миров, ставших базой последнего. Юрский мир, скажем, наш?

Мысль страшная, она в том, что для всех миров был ещё мир-предшественник. То есть рай. Получается, что наш мир, взятый истинным, не первичен. Он взрос в развалинах ПЕРВОЗДАННОГО. Точно так же, как есть теперь мир моральный, был дивный хаос с именем РАЙ. Чудовищно, что предательство рая, или же первородный грех, подают высшей святостью и "священной историей" как образчиком "ценностей", идеалом творенья.

Падшее стало остовом ложного. Плюс измышлен был "бог", фальшивый бог, оправдавший измену, лидер отступников, тот удобный нам "бог", кой признал мораль, что убила рай, - то есть бог, освятивший гибель эдемского.

Неестественность свято - истина проклята.


28

Кто я? Социопат. Общаюсь я с неохотой. Я вроде Ницше, кто был нелепым в лад своим мыслям, тщетно искал любви. Очень жаль. Если кто в мире знал любовь больше пошлых труверов - это был Ницше. Им правил эрос, не сексуальность. Эрос связует, секс раздробляет. Этот последний в моде у падших, то есть у масс людских.

Я поэт, и стихи мои - это часть меня, говорящая с миром. Но вот эссе мои суть другая часть для общения с Богом... впрочем, и с миром, в той, правда, степени, в коей мир соответствует Богу, а не к последствиям первородных грехов в духе "нравственной мысли"-де, сотворившей кошмары.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги