Лоскутное одеяло

"...Началось все плохо. Поезд опоздал, и я приехала в 24.00. Меня не встретили (разминулись). Стою растерянная, с яуфом*, 4 коробками в черной сумке и чемоданом. Потом взяла носильщика, сдала все в камеру хранения и пошла звонить. Начались охи-ахи, я добралась до гостиницы и повалилась без сил. В 8 утра меня разбудила горничная - шел дождь и она проверяла, не протекает ли крыша. В начале 10-го мне позвонили, что у меня первая лекция в 11 и потом еще две - с корабля на бал. Все прошло хорошо. После третьей ко мне подошла восторженная девица и сказала, что она ничего более интересного не слышала! А какой-то мужчина спросил, нет ли у меня личной "Книги жалоб и предложений", дабы внести свою благодарность".

19 января. Живу-полуотдыхаю в Репино, пишу сценарий "Шекспировский клуб" о том, как дети одной московской школы ставят Шекспира по-английски - ни более, ни менее. Из письма Лиле Юрьевне:

"...Завтра поеду на "Ленфильм", там Козинцев будет смотреть две картины Параджанова о Саят-Нова. Две - одну оригинальную, а другую ту, которую отредактировал Юткевич по просьбе Параджанова (?), сократив и вставив надписи. И эта юткевичевская версия будто бы очень плоха и будто бы что-то затевается, чтобы Юткевича не выпускать. Ничего не могу сказать, так как еще не видел. (Это между нами.)

Из театра выгнали Дудинскую и Сергеева и говорят, что помогло бегство Нат.Макаровой.

Помните, летом 1947 года вы отдыхали где-то в этих местах с Эльзой и Арагоном. В каком-то деревянном доме отдыха, и был отдельный ключ от уборной, которая стояла во дворе. А папа с Арагоном ходили в баню. Я к вам приезжал из Ленинграда, где был на практике у Козинцева. Тогда еще были карточки, и вы мне давали батоны белого хлеба, которые были не в состоянии съесть вчетвером, и они у вас оставались. Где это было?

Птицам кидаю с балкона хлеб и колбасу, они все склевывают. Это, в основном, голуби. Если открыта фортка, то они влетают в комнату, какают и пьют кефир, даже пробивают металлическую пробку. Вот".

[7 февраля. В Репино смотрел много картин. Отдельно стоит "Цвет граната" Параджанова. Ничего не ясно, но замечательно интересно. Фрески, миниатюры. Изумительно красиво (смотрели на "Ленфильме" с Козинцевым без перевода). Правда, потом прочел режиссерский сценарий, но и он не прояснил. Русские говорят про живопись: "Как похоже", а французы: "Как красиво!" Тут можно сказать словами французов.

8 февраля. Сегодня позвонил в Киев Параджанову. Он говорит, что работы нет, денег нет, живет продажей мебели. Написал сценарий "Бахчисарайского фонтана". Папа читал воспоминания, последние дни Маяковского, очень интересно.]

20.1.71. Из письма Инны:

"...Пишу тебе из Нижнего Тагила. Переезд был трудным, рано утром из Челябинска, в Свердловске тут же на поезд, с поезда сразу на лекцию, не заезжая в гостиницу. Город довольно страшный, окружен кольцом заводов, выпускающих не просто дым, а какой-то смрад. На следующее утро пошла в Краеведческий музей, но он был закрыт. Мой импресарио добился, что мне одной его открыли. Музей оказался интересным, сохранилось многое, связанное с Демидовыми, часть их роскошного домашнего убранства - расскажу подробнее при встрече. В художественной галерее есть несколько Коровиных, Серебрякова, Судейкин.

Прочла здесь четыре лекции, одну прескверно, ибо в зале сидели тридцать человек и не на кого было опереться. Две другие лекции были при переполненных залах, но большинство публики - неандертальцы. И только на последней было человек сто пятьдесят, но зато интеллигенция, и читать было легко. Прочла четырнадцать лекций, осталось шесть, уже легче.

Гостиница паршивая, к тому же что-то случилось с водой и все уборные закрыты. На мой вопрос "Как же быть?" дежурная ответила - "Как хотите"...

...В Качканаре все прошло быстро и без особо тяжких последствий. Слушатели были, не в пример нижнетагильцам, не из уголовников, так что слушали не шелохнувшись и заинтересованно. В Свердловск приехала в 5 утра, в поезде разбудили в 4, так что спала я 4 часа. А когда приехала в гостиницу, выяснилось, что импресарио что-то не так оформил и номера нет, вдобавок какой-то пленум, так что номеров и не будет. Как он в 8 утра добыл номер непонятно, но сейчас я устроена. Через час еду на какой-то номерной завод читать, а в 21 у меня лекция в крупнейшем киноклубе, пожалуй, самая ответственная".

[15 апреля. Продвинулось дело с моей заявкой на "Плисецкую" в телевизионном объединении "Экран". Кстати, когда Майя все время говорила про мою картину о ней - "мой фильм", "в моем фильме", - Л.Ю. ей резонно заметила: "Почему вы так говорите? Это все равно, что Иван Грозный говорил бы о фильме Эйзенштейна "мой фильм"... "Иван Грозный" - это картина Эйзенштейна о нем, а "Майя Плисецкая" - это фильм Катаняна о вас". Помогло.

Из разговора с Л.Ю. об Эльзе: "Эльза очень переживала старение". "Почему? Ведь это было для нее не главное... Она же писала..." - "Ну, что ты! Она ведь много достигла этим" (Л.Ю. имела в виду внешность).