Лотерея смерти

Ураев завершил свой прощальный обход, затем взбежал на сцену, присоединился ко всем танцовщикам и еще раз раскланялся под аплодисменты и смех. После этого он первым бросился в раздевалку — он уже принял решение. Ураев не мог это так оставить — женщину, следившую за ним весь день, этого полицейского в вуальке, то ли действительно имевшую подозрения, или только плотский к нему интерес. За пять лет, как он приехал в этот город, и после полутора десятков мертвых женщин, которых после него здесь нашли или еще найдут, он сумел погасить чувство страха, которое первое время его мучило. В результате получилась некая смесь наглости и бравады с вызовом. Теперь он ничего не боялся, он давно приготовился к худшему, и даже удивлялся, что ничего не происходит, к чему давно был готов, и ему приходится тащить свой груз мучений и ночных кошмаров год за годом. Жизнь Ураеву давно была в тягость, он ждал и ждал какого-нибудь неизбежного конца, или коренной перемены, даже тюрьмы для себя — чего угодно, только скорее! Суд, признание, приговор — думал он — быть может, облегчит ему душу, вылечит, вернет обратно к людям, но одновременно понимал, что заслужил только смерть, и рано или поздно ее найдет. К этому он был готов, как к избавлению. У него было такое чувство, что он несется к какой-то развязке, и каждый день ее ждал. Тем не менее, пока был жив, он еще поиграет со своей судьбой в кошки-мышки, — оттого, что терять ему было нечего, кроме своих нескончаемых мучений, которые лишь изредка прерывались жутким кровавым сладострастьем.

Он вбежал в пустую раздевалку и вынул из своего шкафчика коробку со шприцем и ампулами. Здесь, в шкафчике без номера и имени, он полагал, хранить некоторые вещи было безопаснее, чем в квартире. Сейчас у него оставалось десять минут, не больше. Публика расходилась, а ему надо было еще одеться, выскочить из клуба через служебную дверь, добежать до главного входа на Невском проспекте, и не упустить в толпе эту женщину-полицейского, когда она выйдет.

Никого в раздевалке еще не было, и он привычно подготовил два шприца для инъекции. Заняло это минуту, он всегда пользовался этим средством. В шприцах был тиопентал, препарат для анестезии ультракороткого действия — лишает сознания через десять секунд, но только на полчаса. Его используют ветеринары — для лошадей и крупных собак. В спешке осколки от пустых ампул он машинально выкинул в мусорное ведро. Оба готовых к использованию шприца бросил в полиэтиленовый пакет, опустил в карман и успел выбежать из раздевалки, когда остальные танцовщики только подходили к двери.

Когда Ураев, не сказав Любе ни слова, первым торопливо ушел в раздевалку, она поняла все. Она вернулась через вестибюль в зал к своему столику и вновь там села. Публика уже начала вставать и собиралась расходиться, но Люба продолжала сидеть, краем глаза наблюдая за соседним столиком. Когда дама в вуальке собралась тоже подняться, Люба быстро встала и подошла к ней.

— Здравствуйте, Алена Юрьевна. Вы меня не узнаете?

— Вы имеете в виду свой танец?

— Нет, нет, Алена Юрьевна! Вы год назад вели мое следствие по наркотикам, — и Люба заметила, как та смутилась и мельком оглядела соседок, но никто не обращал на них внимания.

— Разве? Да, припоминаю…

— Я только хотела вас предупредить. Вы меня извините, пожалуйста…

— Слушаю вас, — дама в вуальке повернула к ней голову и с интересом ее рассмотрела.

— Алена Юрьевна, уходите скорей отсюда! Ни с кем разговаривайте! Бегите отсюда! Я не шучу! Он убьет вас!

— Кто?

Люба отвернулась и, задевая плечами других женщин, побежала к служебному выходу.

Ураев выскочил на Невский проспект и встал у входа в клуб. Почти вся публика уже вышла и рассыпалась по безлюдному в этот час проспекту. Но Ураев продолжал ждать, в груди у него начал трепетать кураж, ему хотелось встретить эту опасность в лоб, какая бы она ни была, заговорить с этой дамочкой и разобраться, зачем она ходит за ним весь день. Он не собирался оставлять ее после этого в живых.

Наконец, он увидал ее, подошел ближе и сразу взял ее под руку. Та вздрогнула, отпрянула от него, начала возмущенно вырывать руку.

— Добрый вечер, незнакомка, — сказал ей Ураев в самое ухо.

— Что вы себе позволяете! — почти вскрикнула та, и прохожие обернулись.

— Вы весь день бегаете за мной. Вот я, перед вами! Что дальше?

Ураев не давал ей пройти, остановился перед ней, он был выше ее на голову. Его машина стояла рядом, напротив входа в клуб, поэтому отпускать ее дальше он не собирался. Мимо по тротуару шли редкие прохожие, выходившие из закрывающихся на ночь многочисленных ресторанов, веселые и занятые только собой.

— Пустите! Дайте мне пройти!

— Одну минутку! Зачем вы за мной следите?

— Отойдите от меня! Или я закричу!

— Кричите. Интересно, как это женщина-полицейский зовет на помощь? Ну, что же вы? Кричите!

— Вы — наглец и хам!

— Я — под подозрением? Скажите, мне это интересно. И я сразу от вас отстану.

— Да, Ураев, вы под подозрением!

— В чем же?

— Вам это лучше знать. Советую сознаться, и как можно, скорее. Прочь с дороги!

— Я вас провожу. И мы с вами поговорим.