— Мне не о чем с вами говорить.
Резко задев и оттолкнув плечом Ураева, она пересекла тротуар к своей машине, оставленной ею у входа. Тот двинулся за ней.
— Эта ваша машина? — он не мог скрыть удивленной радости — ее старенькая микролитражка стояла впритык к его «Ауди». — Что ж, Алена Юрьевна, тогда я с вами не прощаюсь.
Как только она сделала шаг с тротуара на проезжую часть, чтобы обойти свою машину сзади, Ураев правой рукой ударил ее шприцем сзади, ниже спины, левой рукой зажал ей рот, развернул и прижал спиной к багажнику ее машины. Вблизи никого не было, фигуры прохожих чернели только в десятках шагах от них. Изображая затяжной поцелуй, Ураев навалился на нее, прижимая к багажнику. Несколько прохожих прошли мимо, но сделали вид, что не замечают их. В этот час из ресторанов и клубов на Невский проспект выходило столько веселой публики, что подобное вовсе не выглядело необычным. Про себя Ураев медленно считал, на счете пятнадцать он почувствовал, как ее тело обмякло в его руках. Подождав еще, когда все прохожие пройдут, он приподнял ее за талию и перенес к двери своей машины. Открыл и уложил ее на пол за передним сидением, всмотрелся в лицо — глаза полузакрыты, в темноте белели только узкие полоски между веками. Ураев обернулся и огляделся — вблизи по-прежнему никого не было, — он вытянул из пояса свой ремень и замотал им ей руки. Через полчаса это облегчит ему дальнейшую дорогу: на весь путь одного укола будет недостаточно.
Через полчаса, когда они выехали из ночного города на пригородное шрссе, женщина в машине Ураева очнулась и стала биться на полу за его спиной. Ему пришлось остановиться в тихом месте и сделать ей второй укол. Он знал, что это опасно, но выхода не было: этот тиопентал для собак и лошадей используют в Америке и для смертельных инъекций при казнях.
Когда они свернули на гравийку перед дачей, Ураев еще не решил, что ему делать с ней дальше. Женщина-полицейский за его спиной лежала в глубокой коме, и он слишком устал за день, чтобы продолжать ей заниматься и, тем более, получать от этого удовольствие. Наконец, он решил отложить все до утра, когда отдохнет — потому что, наверняка, будет не обойтись без пыток, чтобы узнать о подозрениях к нему. Это было важно и интересно — для этого, в основном, он и привез ее сюда. О девочке в подвале он вспомнил только, когда въехал в темный двор дачи.
Спотыкаясь в темноте, он перенес женщину в дом и положил на пол. Она была без сознания, дышала едва заметно, и он снял с ее посиневших рук ремень. Зажег повсюду свет и включил обогреватели. Подошел к люку в подвал, открыл его и посветил вниз фонариком, из своего мобильника.
Девочка сидела среди кучи тряпья, которое он ей утром сбросил. Она испуганно и молча глядела на него, щурясь от света. Лицо ее было измазано, в руке она держала гнилую картошину, что нашла где-то здесь, и которую до этого сосала.
— Я пить хочу… Пить… Можно, мне воды?
Ураев сходил в сени, набрал из ведра ковшик воды, но, подумав, вылил его обратно. Нашел тут тряпку, намочил ее в ведре, принес к люку и бросил ее девочке. Девочка испуганно отпрянула сначала, но потом подняла тряпку и начала ее сосать. Ураеву было теперь не до девочки, она ему только мешала. Сев в кресло, он стал рассматривать женщину, лежавшую на полу перед ним. Уже прошло более часа, как он отъехал от клуба, и более получаса, как он сделал ей второй укол, но она так и не выходила из глубокой комы, и, похоже, не выйдет из нее до утра. Никогда у него так раньше не случалось, всегда хватало одного укола, он всегда все успевал, а остававшаяся заторможенность приходившей в себя жертвы, не только не мешала, но даже облегчала ему все дальнейшее. Теперь оставалось ждать до утра и надеется, что она оживет и обретет сознание. Поэтому он стал думать, куда ее пристроить на ночь, чтобы спокойно выспаться. Наконец, придумал, приподнял ее за руки, подтащил к люку в подвал и медленно спустил вниз на тряпье рядом с девочкой. Снял с вешалки старый грязный ватник и сбросил поверх нее. Девочка испуганно отодвинулась. Ураев захлопнул люк и надвинул на него обеденный стол.
24. Взлом квартиры
С раннего утра телефон Алены не отвечал. Я ждал, нервничал, и убеждал себя, что она просто отсыпается после вчерашнего веселья в клубе «Мачо-стрип». В девять я позвонил Кашину:
— Доброе утро… если только оно доброе. Я очень беспокоюсь…
— Знаю, знаю, — перебил он меня. — Все беспокоятся. Домашние Алены Юрьевны не дождались ее вчера домой. Она пропала, с утра мне названивают из ФСБ, никто ничего не знает! И муж не знает, с трудом его нашли — оказалось, они оформляют развод, давно вместе не живут. Может, вы что-нибудь знаете?
— Знаю! — крикнул я, не в силах сдерживаться, и выложил Кашину все, что мне вчера сказала по телефону Алена.
После этого я выскочил на дома и побежал по улицам к этому проклятому клубу. Через пятнадцать минут я был у его входа. Ее японская машинка так и стояла около него — сиротливо, и, как будто, взывая ко мне о помощи.