Столик Алены, по купленному ею билету, оказался с краю, рядом со скульптурой. Мужская обнаженная фигура в полный рост была выполнена в античном стиле, но не светлая и не мраморная, а из пластика, темного телесного цвета и с натуралистично вылепленными гениталиями. Алена заказала себе кофе с пирожным и осмотрелась. За столиками рассаживались почти одни только женщины, парочками или по трое, от тридцати до пятидесяти лет, веселые и раскованные, но в глазах — заметила Алена, — все прятали легкую неловкость. Общее ощущение веселого и озорного ожидания. Небольшая сцена закрыта занавесом, расписанным играющими фавнами и нимфами. Единственное, что смущало, даже раздражало Алену, и что все время лезло ей в глаза — эта обнаженная и очень эротичная скульптура мужчины.
Наконец, занавес распахнулся, и на сцену выбежали семеро молодцов, в узких, обтягивающих бедра блестящих шортиках. Публика за столиками зааплодировала, зашумела, и шоу мужских эротических танцев началось. Грянула музыка, и тела танцовщиков слились с ее пульсацией. Сначала все на сцене не слишком отличалось от обычных танцев — хотя и лишь одних полуобнаженных мускулистых красавцев. Но это был только разогрев — и танцовщиков и публики за столиками. Затем начались танцы-игры веселого эротичного смысла и движений, которые в обычной обстановке показались бы неприличными и даже непристойными, но тут все выглядело совсем иначе, зрители этого ждали и хотели, условности исчезли, все начинало казаться очень естественным и красивым.
Алена, войдя в этот зал, опасалась увидеть на сцене что-нибудь худшее, ей совершенно не хотелось присутствовать при откровенном стриптизе и демонстрации мужских гениталий, но к ее облегчению до этого тут не дошло. Тем не менее, все остальное было очень эротично, и возбуждение сидящих за столиками женщин с каждым номером нарастало. Когда начинались «перекаты» бедрами, многие из зрительниц привставали и шаловливо вскрикивали. Это были волнообразные движения мужчин тазом, от живота вниз, к гениталиям, и вперед, как при половом акте, затем обратно вверх, назад и снова вперед. И это выполняло мускулистое красивое тело в одних лишь обтягивающих шортиках, под которыми откровенно угадывались все органы. Каждый из семерых молодцов, после общих эротичных танцев исполнял и такое соло, как на соревновании, и каждый раз это вызывало бурю шума и эмоций в зале.
Алена работала следственным психологом, тем, кто называется в криминальных романах профайлером. Поэтому увидеть Ураева на сцене, понять его психотип, имело для нее, прежде всего, профессиональный интерес. Она пришла сюда только потому, что на сцене выступит перед ней вероятный маньяк и педофил. Это будет для нее бесценный опыт. Тогда ее женская интуиция, на которую она более всего надеялась, безошибочно определит и подскажет ей опасность этого мужчины и его потаенное — это было, по ее опыту, самое надежное. Бездонное бессознательное, доставшееся человеку от животных, всегда тоньше и быстрее чувствует то, что ускользает от рассудка. Возможно, она тогда почувствует и убедится, что этот человек и есть серийный убийца растерзанных женщин. Психопатию и жестокость в натуре человека не скроешь, она проявится даже в танце, а возможно, — яснее всего в танце. Тогда она найдет слова и аргументы, чтобы убедить начальство срочно провести у него обыск и задержать его. В любом случае, это облегчит его допросы, если дело дойдет до этого.
Когда недавно нашли тело последней разрезанной женщины, сопоставили оставленные следы и жестокий характер ее ранений с другими, найденными год назад и ранее, ни у кого не оставалось сомнений, что это совершает один и тот же серийный маньяк. Однако на Алену это подействовало еще и эмоционально. Она не испугалась за себя, но у нее возникла и не проходила острая жалость к тем женщинам, судя по всему, очень многим, которых настигла эта страшная боль, ужас последних минут и отвратительная смерть.