Лотос

У Сидни, похоже, кружится голова, она вот-вот перевалится через металлические перила, поэтому я успокаивающе касаюсь ее плеча и ободряюще сжимаю.

Гейб, наконец, поворачивается на месте, тяжело вздыхая. И когда его взгляд скользит между нами, поначалу нечитаемый, на губах появляется усмешка, и эти глаза искрятся любовью.

– Вы, придурки, в большом долгу передо мной.

Из Сидни вырывается облегчение еще до того, как я успеваю услышать слова брата. Пока Гейб поднимается по лестнице, Сидни мчится к нему навстречу. В итоге он одной рукой заключает ее в крепкое объятие, – да такое сильное, что приподнимает над полом.

– Я подумываю о бесплатной закуске из тако на всю жизнь, – говорит Гейб, подмигивая мне через плечо, когда ее ноги, наконец, касаются земли. – Я бы добавил что-то еще в меню, но я почти уверен, это единственное, что ты можешь приготовить.

Сидни вытирает слезы, усмехаясь.

– Ты не можешь притворяться, что тебе не понравились мои кексы с сосками.

– Я имею право хранить молчание. – Гейб отпускает ее, все еще улыбаясь, и подходит ко мне. – И ты, старший брат. Я думаю, может быть, ты мог бы нарисовать меня в одном из своих комиксов в роли сильного полубога, который излучает невероятную привлекательность и сверхсексуальность.

Его бровь игриво подергивается. Не удержавшись от чувств, я притягиваю его к себе, чтобы тоже обнять. И я не знаю, хочу ли смеяться или плакать в этот момент, но полагаю, в этих обоих эмоциях и есть весь смысл.

Я стараюсь не касаться раненой руки Гейба. Ожог такой сильный и большой, что след от него выглядывает из-под ворота футболки и следует к самой челюсти.

– Я рад, что с тобой все в порядке, Гейб. Я всю жизнь буду благодарить тебя за твою храбрость.

Он посмеивается мне в плечо.

– Учитывая, что у тебя больше жизней, чем у кошки Сидни, ты будешь занятым парнем.

Алексис мяукает с подлокотника дивана, как будто знает, что мы говорим о ней. Услышав его слова, я отстраняюсь.

– Алексис столкнулась с многочисленными смертями?

– Она очень заинтересована движущимися транспортными средствами. – Сидни прочищает горло. – И был инцидент со снегоуборочной машиной.

– Ох.

Еще одно понимающее мяуканье.

Мы втроем направляемся в гостиную и проводим много времени, просто сидя в уютной тишине – убедительном доказательстве нашего спасения. В какой-то момент Сидни приносит закуску из тако, и наш разговор переходит от смеха и шуток к слезам и неверию, а затем возвращается к искрометной атмосфере. Сидни сидит между нами на диване, ее рука в моей, а голова примостилась на здоровом плече Гейба, пока мы предаемся воспоминаниям и вместе скорбим.

Приближается вечер, Сидни достает свой сотовый телефон и набирает электронное сообщение.

– Есть еще один человек, которому нужно быть здесь, – мягко говорит она нам.

Этим человеком является Клементина, которая в итоге приходит час спустя. И тут до меня доходит, что с того момента, как я вернулся, мы впервые собрались все вместе в одной комнате. Это подходящий момент для воссоединения нашей компании детства, несмотря на серьезные обстоятельства, которые все еще нависают над нами подобно серому облаку.

Мы в гостиной: Гейб прислонился спиной к дивану, Клементина сидит рядом, подтянув колени, а Сидни устроилась между моих ног посредине ковра. Мы заказываем пиццу, поскольку наш разговор становится напряженным.

Клементина прерывисто вздыхает, крутя носок на лодыжке, чтобы отвлечься от боли.

– Я чувствую себя ответственной за все, – бормочет она в какой-то момент, откладывая пиццу, к которой даже не притронулась. – Я знала, что он больной урод, но я понятия не имела, что он способен на…

Мы все отводим глаза, и мои руки нежно обнимают Сидни.

– Он был моим чертовым отцом, – сокрушается Гейб, проводя обеими ладонями по лицу. – Я все еще не свыкся ни с чем из этого.

– В этом никто не виноват, кроме него, – говорит Сидни, прижимаясь ко мне спиной и сжимая мою руку.

Клементина смахивает слезу.

– В глубине души я это знаю, но это не снимает с меня вины. Я не могу объяснить ту власть, которую он имел надо мной, или тошнотворную хватку моего секрета. Я чувствовала столько стыда, столько унижения и отвращения к себе. – Ее дыхание прерывистое, слова колючие, пронзающие всех нас своей серьезностью. – Чем больше проходило времени, тем хуже я себя чувствовала. Тем труднее становилось. Трэвис всегда говорил мне, что никто никогда мне не поверит, и я принимала это за истину.

Сидни быстро сжимает мою руку, а затем поднимается на ноги и подбегает к дивану, чтобы обнять свою сестру.

– Сестренка, я так сильно люблю тебя, – плачет она, уронив голову на плечо Клементины. – Почему ты сказала мне, что это был Брэдфорд?

Клементина ерзает, бросая взгляд в мою сторону, ее радужки мерцают извинением.

– Было легче обвинить в этом мертвеца, – признается она шепотом. – Наверное, я все еще пыталась сохранить наш секрет… мой секрет. Я не могу этого объяснить, Сид, но чувство стыда так сильно. Даже говоря об этом прямо сейчас, я чувствую, что предаю какую-то извращенную, глубоко укоренившуюся часть себя.