Лотос, рожденный в грязи

– Ракету помнишь? Кто-то из послушниц в монастыре дал сигнал к исполнению воли духовника, здешняя старшая заперла всех и сама с ними сгорела.

Все, кто это услышал, буквально похолодели, настолько страшной оказалась догадка Нарышкина.

– Да что же… что же за скотское верование… – вдруг прохрипел стоявший ближе всех к горящим землянкам сержант. – Чтобы девок молодых – заживо?!

Он скинул куртку и принялся изо всех сил рвать дверь землянки, из которой еще доносились голоса, но тут тлеющий навес рухнул, накрыв его, и Добрыня, отшвырнув наконец Нарышкина в сторону, ринулся туда вместе с двумя полицейскими. Буквально руками и ногами они раскидывали тлеющие ветки и головни, оставшиеся от бревен, стараясь как можно скорее добраться до сержанта.

– Дайте я! – рявкнул Добрыня и, схватив показавшиеся из-под горящего завала ноги, с силой рванул на себя, выдернув потерявшего сознание парня в занявшейся рубашке и форменных брюках. – Тушите его чем есть, ожоги же получит!

Полицейские скинули куртки и начали тушить ими горящую форму товарища, а Добрыня сел на землю, оперся спиной о ствол сосны и закашлялся.

Нарышкин, тоже помогавший товарищам, подошел и сел рядом:

– Все… сгорели девки… вот же черт, что же это, действительно, за вера такая? Живьем в огонь…

Внезапно Добрыня насторожился и прислушался:

– Погоди… слышишь? Ветки трещат, идет кто-то.

Он поднялся, принялся вглядываться в темноту и вдруг услышал:

– Помогите… есть кто, помогите…

Они с Нарышкиным рванули на голос, освещая себе путь ручными фонариками, и Добрыня, добежав первым, едва не потерял сознание. Перед ним на коленях стоял молодой сержант в окровавленной куртке, а на земле перед ним лежала Тина без каких-либо признаков жизни.

Кущин упал рядом с ней и принялся осматривать, освещая фонариком каждый сантиметр.

– Правый бок… – выдохнул сержант, держась за плечо, из которого текла кровь. – Ножевое… там… я перевязал, чем было… она кровь теряет, думал – не донесу…

Нарышкин, сбегавший, оказывается, за аптечкой, которую брали с собой, быстро и ловко наложил жгут на плечо сержанта, разломил ампулу с нашатырем, сунул ему под нос:

– Ну-ка, вдохни, а то отрубишься.

Сержант чихнул, набрал воздуха в грудь:

– Спасибо… это проводник ее… Семен.

– Где?! – взревел Вовчик, вскакивая.

– Там… остался… на тропе…

– Как – на тропе?!

– А как я их двоих сюда… пер бы? – облизывая губы, огрызнулся сержант. – Да и толку – он все равно мертвый… а ее можно спасти…

– Так ты что же – убил его? – спросил Нарышкин, накладывая Тине повязку прямо поверх уже пропитавшейся насквозь кровью одежды и старых бинтов.

– А что было делать? Он Валентину ножом в бок ударил, на меня кинулся, руку порезал… хорошо, что я левша, успел ствол достать… я рапорт напишу потом… воды нет? Пить хочется, – попросил он, переводя взгляд с Добрыни на Нарышкина.

– Милый ты мой, да я тебе ящик коньяка выкачу, если с Тинкой все нормально будет! – пообещал Добрыня.

– Мне бы… воды, – повторил сержант, закрывая глаза, и Нарышкин, закончив перевязку, сбегал за бутылкой.

– Надо труп вытянуть сюда, – сказал он, протягивая воду сержанту и чуть теребя его за плечо: – Митя… Митя, пей.

– Может, утром? – спросил Добрыня, укрывая Тину своей курткой.

– Ага! Его за ночь так обглодают – хрен найдем. Да ты сиди, я сам, сейчас парней возьму, вынесем. Ночевать-то тут придется… Давай сперва Валентину как-то устроим, а уж завтра… там деревня все-таки.

– В той деревне нам никто не поможет, ты не понял? Ты можешь вертолет вызвать? Нам бы раненых вывезти. Там полицейский тоже наверняка сильно пострадал, – подхватывая Тину на руки, сказал Добрыня.

– Это могу, а как же. Сейчас выйдем на гладкое место, запрошу, тут не берет, деревья закрывают. Идем, Митя, поднимайся. – Нарышкин помог встать сержанту, подхватил его под здоровую руку. – Ничего, все нормально будет.

– Он недалеко остался, – бормотал сержант, пошатываясь. – Тут метров пятьсот, мы чуть-чуть не дошли… я его про монастырь спросил… а он вдруг…

– Все-все, хватит, молчи. Надо продержаться до вертолета, понял? До вертолета.

Они вышли на поляну к сгоревшим землянкам, Добрыня сел прямо на землю у сосны, по-прежнему держа Тину на руках. Она очнулась и застонала:

– Больно…

– Ш-ш-ш… не разговаривай, – тихонько покачивая ее, зашептал Добрыня, наклонившись к уху. – Я с тобой, все уже хорошо… сейчас Макар вертолет вызовет, в больницу полетишь… ты только не волнуйся, ладно? Все будет хорошо.

– Вы… нашли? – выдохнула Тина еле слышно, и Вовчик понял, о чем она спрашивает.

– Нет, – малодушно соврал он, не в силах сказать ей, что все обитательницы землянок сгорели, и радуясь, что сел так, что она не сможет этого увидеть. – Может, и не было ее тут…

– Тогда… где?

– Да умолкни ты, – жалобно попросил Добрыня. – Тебе надо силы беречь, непонятно, когда вертолет прилетит. Сейчас через реку переплавимся, в катере носилки есть и аптечка нормальная.