Лотосовый Терем

Пламя стремительно пожирало всё вокруг. Фан Добин огляделся — золотые нити, вплетённые в ткань его одеяния, тоже слегка нагрелись, однако ничего необычного он не заметил, как вдруг что-то в комнате с хлопком взорвалось. Фан Добин посмотрел в направлении звука — что-то блестящее отскочило от изголовья кровати Шан Синсина и упало на пол, треснув от жара. Он подобрал вещицу — это оказался перстень.

Уцелевшие осколки самоцвета, украшавшего перстень, переливались зелёным. В этот момент двери с грохотом проломили чем-то тяжёлым, послышался гул множества голосов. На помощь фума поспешили немало людей — они выбили двери деревянным столбом. В комнате больше нельзя было оставаться, Фан Добин стрелой вылетел наружу с горящими волосами и одеждой, перепугав всех вокруг. Ему немедленно принесли воды и чая, крикнули, чтобы подготовили смену одежды и позвали лекаря.

Фан Добин терпел их хлопоты, фыркая и хмыкая, и упорно утверждал, что это Бу Чэнхай попросил его обыскать ночью комнату Шан Синсина, вот только он не ожидал, что злодей запрёт его внутри и устроит пожар! Восхищённые, все наперебой принялись восхвалять героическую доблесть молодого господина Фана, его несравненную отвагу и поразительное мужество — не жалея жизни, ради господина Бу плыть через кипяток, ступать по огню — сколько сыщется людей такой высокой нравственности?

Фан Добин же был совершенно сбит с толку.

Уже сгоревшим одеянием был мужской халат со сборками.

Изготовленный из ткани высокого качества, но, кроме этого, он ничем не выделялся, даже не был украшен вышивкой с лотосами.

Неясно, что такого ценного было в халате, чтобы, презрев опасность, пойти на убийство Шан Синсина, а потом поджечь эту вещь.

Что могло скрывать это одеяние? У Лу Фана и Ли Фэя тоже были накидки, однако убийца не только не стал их сжигать, но даже надел одну на тело Ли Фэя, а вот одеяние Шан Синсина почему-то сжёг.

Почему?

Отличие только в том, что это — парадный халат со сборками, а те две — газовые накидки.

Разве такая уж разница?

Фан Добин приходил во всё большее замешательство.

Кто прятался в комнате Шан Синсина?

Устроив поджог, он сбежал, воспользовавшись суматохой, или смешался с теми, кто прибежал на помощь?

Молодой господин Фан был растерян, очень растерян.

Дворец, императорская кухня.

Ян Юньчунь с Ли Ляньхуа устроились на большой балке. В руках первый держал тарелку с едой, а второй — палочки.

— Узнай жители столицы, что «Высочайше одарённый небесный дракон» тайком бегает на кухню и ворует еду, наверняка были бы разочарованы, — покосившись на Ян Юньчуня, вздохнул Ли Ляньхуа.

— На императорской кухне все знают, что я могу зайти перекусить ночью, — улыбнулся Ян Юньчунь. — Эти блюда оставили специально для меня.

Ли Ляньхуа подцепил палочками росток бамбука с его трёхсоставного блюда из нежного куриного мяса и молодых ростков бамбука.

— И правда не сравнить с сушёной редькой, — прожевав, похвалил он.

— Сушёной редькой? — нахмурился Ян Юньчунь.

— Да это так, — кашлянул Ли Ляньхуа. Он сидел со скромным видом, только правой рукой подхватывая еду с чужой тарелки. — Надо полагать, господину Яну известно об убийствах во дворце Великой добродетели?

— Так ты из-за этого пришёл? — удивился потрясённый Ян Юньчунь. — Разумеется, известно. — И не просто известно, он был прекрасно осведомлён об этом деле — в конце концов, его сестрёнке Ван Вэйцзюнь недавно пожаловали титул принцессы Чжаолин, а Фан Добин, которого император выбрал ей будущим мужем, проживал во дворце Великой добродетели.

— Фан-фума много лет мой близкий друг, — сказал Ли Ляньхуа и сделал крохотную паузу. — Во дворце Великой добродетели произошло много убийств, господин Лу сошёл с ума, господин Ли, дедушка Ван и господин Шан мертвы. Если не поймать этого злодея, жестокого до крайности, народ будет тяжело успокоить, императорский двор лишится влияния.

Ян Юньчуня изумило, что этот человек способен говорить разумные вещи — ведь только что он втягивал голову в плечи и в страхе дрожал за свою жизнь, словно какой-то воришка. Теперь же, присмотревшись получше, императорский телохранитель заметил, что он аккуратно одет, лицо порядочное — больше похож на учёного изящной наружности, на вид довольно молодого — не старше двадцати пяти лет, и вполне можно назвать его возвышенным и утончённым.

— Фума — человек пылкий и благородный, близко к сердцу принял смерть господ чиновников, — продолжал Ли Ляньхуа. — Боюсь, он не заснёт, пока не добьётся правды.

Ян Юньчунь совершенно ничего не знал о Фан Добине, только что его отец — Фан-шаншу, и что он выдержал экзамен в семилетнем возрасте и считался человеком умным и проницательным. Слова Ли Ляньхуа произвели на него хорошее впечатление.

— Ну… Фан-фума полагает, что эти господа, возможно, знали какую-то тайну, и их убрали как свидетелей, а тайна, скорее всего, и есть причина, по которой их вызвали ко двору.

Ян Юньчунь ещё сильнее удивился, решив про себя, что его будущий зять весьма неплох.