Лотта Ленья. В окружении гениев

— Разве это не объединяет нас, как бы это сказать, в семью? Ты постоянно недоволен мной, но мы все равно связаны чем-то, что не выбирали сами. Как будто Курт — наш всемогущий отец.

— Хочешь сказать, что меня ты считаешь братом? Это кажется опасным — после того, что ты рассказала о вас с Эрнстом.

— Ну, знаешь, волков бояться — в лес не ходить. В твоем случае это был бы откровенный инцест.

— Хорошо, что ты это так воспринимаешь.

Он вежливо провожает ее до отеля. После того как они попрощались, она смотрит ему вслед, пока он не доходит до угла.

— Подожди, Брави!

Он останавливается, услышав крик, а она подбегает к нему. Она смотрит на него, и во взгляде чувствуется раскаяние:

— Ведь после того, что мы с тобой пережили, говорят правду? Я не могу тебе обещать, что оставлю Курта в покое. То, что с Эрнстом… мне сложно оставаться с собой наедине. Думаю, все именно так. Но ты ошибаешься, если считаешь, что я хочу заполучить Курта ради себя самой. Я правда хочу быть с ним ради него.

Она ждет от него нагоняй, но суровых слов не слышит.

Вместо этого Брави кладет обе руки на ее плечи. Лотту доводит до отчаяния то, как он всматривается в нее, явно принимая какое-то решение. Он громко выдыхает:

— Хорошо, Лотта. Тогда и я хочу сказать тебе правду. С Эрикой уже все кончено, и я сыт по горло, вы меня уже достали. В этом вы оба невыносимы. В остальном он намного приятнее тебя.

— Я знаю, Брави. Знаю.

Первые слезы Лотту еще смущают, но она уже чувствует, как с ними уходит ужасная тяжесть. Она нежно целует Брави в щеку.

— Спасибо. Ты же замолвишь за меня словечко?

Он качает головой:

— Не могу, Лотта. Понимаю, что невозможно вас разлучить. Но на мое мнение это не влияет. За остальное отвечайте сами.

СЦЕНА 3Между стульями — Париж,

весна 1935 года

В последнем письме Курт ни словом не обмолвился о ее предложении. А ведь в него было включено не что-нибудь, а обещание обеспечить ему тыл и вести хозяйство, а еще предложение съехаться. Предпочтительно в Англии: там можно было бы поучить язык перед поездкой в Америку. Она даже посчитала, сколько денег они сэкономят, представив это практической стороной предложения от доброго друга. На всякий случай, если Брави ошибается.

Она не знает, как понимать его умышленное молчание в ответ на эту часть письма. Когда Лотта думает об этом ночью, не в состоянии заснуть, то приходит к выводу, что он не будет реагировать на ее предложение, пока она окончательно не освободится от Макса. И хотя Лотта больше не играет на деньги, она продолжает верить, что судьба на стороне тех, кто все ставит на одну карту.

И все же Лотта не может заставить себя порвать с Максом. Он благотворно действовал на нее, хотя ей и хотелось, чтобы он меньше вмешивал ее в свои дела. Она пытается не придавать большого значения тому, что сейчас ей неуютно в машине вместе с ним и его сыном-подростком. Джимми, конечно, не станет из этого делать вывода, что у него скоро появится новая мачеха, поскольку уже привык к эскападам отца. Еще маленьким ребенком он стал свидетелем того, как отец делил жену с поэтом Полем Элюаром. Что привело, вероятно, к расставанию матери Джимми и Макса. Тем не менее она разрешает сыну часто навещать своего отца. Макс описал ее как не очень обидчивую и жизнерадостную персону.

Джимми, похоже, унаследовал от своих родителей не так много легкомыслия. Через зеркало заднего вида Лотта заметила смущенное выражение его лица. Видимо, вся необузданность чувств досталась отцу, а сыну ничего не передалось. С другой стороны, ни одному пятнадцатилетнему мальчику не понравится наблюдать, как его отец весьма откровенно трогает какую-то женщину. Макс снова положил руку ей на бедро. С некоторых пор он только и беспокоится о своем возрасте. Почти в сорок шесть он боится потерять потенцию. И свой страх пытается держать за горло, компенсируя его похотью.

— Пока я еще в настроении! — звучал его бое-вой клич в то утро, когда он хотел с ней переспать в третий раз, и Лотта почувствовала легкое пресыщение.

В начале знакомства ее страсть ничем не уступала его, но теперь кажется, что ее желание появляется как непроизвольная реакция на желание мужчины рядом с ней. По крайней мере, эта реакция помогает достичь цели. Поэтому Лотта в это утро снова привлекла к себе Макса и уверила, что в своей мужской силе ему пока не стоит сомневаться.

Но теперь она отодвинула его руку, на что Макс возражает недовольным ворчанием.

Лотта поворачивается к Джимми:

— Я слышала, ты теперь живешь в Глюкштадте и начал учиться на наборщика. Тебе нравится там?

Джимми краснеет.

Макс стучит по рулю.

— Ну скажи что-нибудь, мой мальчик.

И потом, прежде чем Джимми успевает что-то ответить, продолжает:

— Он считает, что ты замечательная. А пластинки с «Трехгрошовой оперой» хранит как самое ценное на свете сокровище.

— Правда? — спрашивает Лотта.

Джимми опускает взгляд.

— Это правда, мне нравится, как вы поете.

— Спасибо. Это большой комплимент для меня. Честно.

Мальчик застенчиво кивает, но теперь уголки его рта поднимаются.