Лотта Ленья. В окружении гениев

Она быстро укрывается от гнева остальных, пряча лицо на груди у Курта, который с улыбкой гладит ее волосы.

— Если мы хотим стать настоящими американцами, то мне нужно американское сценическое имя, — шепчет Лотта, когда все уже спокойно смотрят фильм.

— У тебя есть псевдоним, лучше оставь его. Ведь кто-то из американцев знает тебя по записи «Трехгрошовой оперы».

— Я думаю, ты прав. Но в будущем хочу писать мое имя через «Y», а не через «J». Это хорошо смотрится и понятно в любой стране.

— Ладно, Lotte Lenya, через «Y».

Когда в конце фильма она встает, Курт тянет ее обратно и сажает на свои колени.

— Если в отеле мы уже притворяемся Вайлями, может, мы и правда могли бы снова пожениться, что думаешь?

— Конечно. — Она обнимает его за шею. — Если кто-то должен сделать из меня порядочную женщину, я не против, чтобы это был ты.

ЭПИЛОГБерлин, апрель 1955

Теперь, когда глаза Лотты привыкли к темноте в кабинете Брехта, она отчетливее увидела его черты. Но все, что вокруг, показалось ей еще более размытым, чем в начале ее визита. Даже нежная дружеская атмосфера, которая воцарилась в этот вечер, была каким-то сентиментальным эхом. Ведь это явное заблуждение — думать, что они все еще знают друг друга.

Так много людей за это время стали для Лотты чужими. Иногда она думала о Луизе, которая хотя и уехала в Лондон, вскоре вернулась в Берлин. Во время войны прятала евреев. А когда мужчины закончили воевать, была изнасилована русскими. После этого разучилась петь. А потом, уже как политик, боролась в Западном Берлине за молодежь и культуру. Больше они не виделись.

Другие уже ушли из жизни. Кайзер — всего месяц спустя после безоговорочной капитуляции. Курт. А вскоре и мать Лотты. Смерть Курта невозможно было пережить, но она очень тосковала и по своей матери. Когда-нибудь Лотта снова пройдет по Амайсгассе и попросит новых жильцов на минутку ее впустить. Она бы зашла на кухню, в которой в детстве спала. А может, ей разрешат даже зайти в спальню матери. Лотта бы посмотрела оттуда, сияет ли по-прежнему в вечерних лучах покрытый медью купол церкви Ам-Штайнхоф, как и тогда, когда она только была построена.

Курт. Его последние слова к ней:

— Ты действительно любишь меня, Ленья?

— Только тебя.

Больше сказать было нечего. Но если бы она знала, что они уже никогда не поговорят друг с другом, она бы улыбнулась, а не обижалась бы втайне на этот вопрос. Теперь она могла только надеяться, что он поверил, потому что это была правда.

Обманывали только врачи, которые говорили о четырехнедельном пребывании в больнице и выздоровлении и ни слова не сказали, что все могло обернуться иначе. Курт упал во время сочинения новой оперы. Он нашел наконец подходящего автора для своего «Гекльберри Финна» в лице драматурга Максвелла Андерсона и был так этому рад. Но в больнице Лотта все же попыталась забрать у него карандаш, который он взял, как только его руки перестали дрожать. Когда он предупредил ее, что захиреет, если будет просто тихо лежать, она больше не препятствовала его работе. Позже некоторые его друзья обвиняли ее, но не она довела его до смерти. Можно подумать, что хоть раз она могла оторвать его от нот. Она никак не могла понять, почему душа Курта должна была исчезнуть вместе с музыкой, которая рвалась из него наружу.

Когда врач вошел в приемную, избегая взглядов знакомых Лотты и Курта, она уже знала, что он собирается сказать. Но даже после того, как он это произнес, она была не в состоянии понять сообщение. И не поняла этого даже тогда, когда привезла тело в дом, чтобы установить гроб для прощания. Она сидела рядом с ним и говорила, и с сухими глазами писала Альберту и Эмме, что они потеряли еще одного сына. Ганс умер три года назад.

Когда к концу того же года умер Альберт Вайль, Лотта невольно подумала, что он просто не хотел пережить своих оставшихся детей.

Лотта шла за гробом Курта на похоронах, так и не веря, что его действительно больше нет. Она ожидала, что вернется к нему. В их прекрасный, но и в самом деле слишком большой для двоих отдельный дом на Саут-Маунтин-роуд в северной части города. У которого была прекрасная веранда.

Лотта сама выбрала стихи для его надгробия и выгравировала соответствующие им ноты. Это строки из последнего оконченного произведения Курта «Затерянный в звездах». Они были написаны Максвеллом Андерсоном, который произнес их и на церемонии:

Ночная птица сквозь окно

Нежданною порой

Влетает в освещенный дом

Из темени ночной.

И, пролетев его насквозь,

Упархивает прочь.

Вот наша жизнь: из тьмы на свет,

И снова — в ту же ночь [19].