– Минутку, – вскакивает Вайль. – Это, кажется,
– Наш новый знакомый? – спрашивает Лотта удивленно.
Голос ей не показался знакомым. Но у Курта особенно острый слух.
– Лучше я схожу за ним, – озабоченно говорит он, собирается и спешит к выходу.
Вскоре Лотта слышит два мужских голоса, оживленно беседующих друг с другом, которые прерываются криками хозяйки – ее не так легко унять даже заступничеством Курта. Видно, посетитель сильно обидел ее. Тогда с еще бо́льшим любопытством Лотта смотрит на человека, который вслед за Куртом входит в гостиную. Бедная хозяйка. Неудивительно, что она приняла его за торговца. Лотта уверена, что он в той же одежде, как и в тот вечер, когда они встретились с ним в первый раз. И хотя синяя кожаная куртка модно облегает его стройную фигуру, она очень контрастирует с коротковатыми брюками нежно-зеленого цвета. Вместе с ним в комнату проникает едкий запах сигар. Все же у него еще достаточно воспитания, чтобы снять в гостиной фуражку. Несколько непослушных прядей торчат посреди очень коротко остриженных волос.
– Добрый день, господин Брехт, – восклицает Лотта. – Как хорошо, что вам удалось победить нашего сторожевого пса. Может быть, чашечку кофе в качестве награды?
– Не откажусь, – бурчит он с кислой улыбкой. – Нам, торговцам, так редко предлагают хлебнуть горячего напитка.
– Об этом торговце я не беспокоюсь, – отвечает Лотта. – Если не ошибаюсь, он в ресторане «Шлихтер» заказал черепаховый суп и мокко.
Это стоит одну марку семьдесят пять. Несмотря на свой запущенный вид, Брехт, видно, не против хорошей жизни.
– Вы очень внимательны, госпожа Вайль.
Его будто застали врасплох, но он тут же обращается к ее мужу:
– А теперь давайте поговорим о вашем намерении написать музыку к некоторым моим стихам. Я вообще-то не возражаю, если вы приложите к этому столько же усилий, сколько приложили к «Протагонисту».
У Лотты перекашивается лицо. Учитывая, что Брехта почти никто не знает, кроме верных последователей, этот парень очень высокого мнения о себе. Она уже заметила это, когда он общался со своими приверженцами в «Шлихтере».
– Я думал о пяти песнях Махагони из вашего сборника проповедей, – объясняет Курт. – В них есть что-то, что очень созвучно нашему времени.
– Если и вам так кажется, то это вселяет надежду, что вы не сделаете из этого оперу?
– Не то, что вы вкладываете в понятие «опера». Если я хочу ее обновить, это не значит, что я ее полностью отрицаю.
Брехт складывает руки на груди.
– Я не воспринимаю эту кулинарную форму театра, когда зрители удобно откидываются в креслах и им прямо в рот кладут кусочки пошлой безвкусицы.
Курт смеется.
– Я тоже не воспринимаю. Мы оба хотим чего-то похожего, и неважно, как это назовем.
Кажется, Брехт доволен.
В продолжение разговора молодые люди танцуют друг перед другом, как флиртующая парочка, проверяя, насколько близки их взгляды. Лотте приходится признать, что Брехт интереснее и привлекательнее, чем она думала. И чем дольше они говорят друг с другом, тем приятнее и спокойнее становится его тон. То ли он застрял в роли, которую играл во время выступлений в ресторане, то ли понял, что внезапная слава Курта может быть ему так полезна, что на незначительные уступки можно пойти. Его громкий смех в ответ на шутки Лотты звучит искренне, и, кажется, он чувствует, что с Куртом они из одного теста.
– Обязательно приходите ко мне, – приглашает Брехт. – И вы тоже, госпожа Вайль. Я бы вам представил нескольких человек. Уверен, они вам понравятся.
Сцена 10
Прошло всего несколько дней, прежде чем Вайлям представилась возможность проверить утверждения Брехта. И вскоре они стали частью постоянного состава брехтовского театра. Лотте нравится сидеть в его студии на чердаке и обмениваться идеями с другими артистами. Наклонная часть потолка почти полностью из стекла, так что возникает чувство, что сидишь под открытым небом – если, конечно, клубы дыма не застилают весь вид. В комнате нет никакой мебели. Да и текстиля не найти – ковров, например, или занавесок, которые бы создали ощущение уюта. Атмосферу создают присутствующие. Единственным украшением является мольберт, на котором Каспар Неер, брехтовский сценограф, выставляет эскизы. Поначалу Лотта хотела изменить свое мнение о хозяине дома, когда заметила, как мало он интересуется другими. Но потом поняла, что ошибалась. Он практически не взаимодействует с людьми, но впитывает и перенимает их идеи, если они ему нравятся. Часто он принимает их за свои. Но это удивительно, как уверенно он распознает качество чужих идей и без колебаний использует их.
– Нам нужно больше экзотики, – наконец объяснил Брехт. – Давайте сделаем как с Алабамой.
Все стали смотреть на огромную карту на стене. Брехт наугад ткнул пальцем в какое-то место и скривился.
– Нью-Йорк – слишком известный.
Тогда на очереди был Курт, он тоже наугад ткнул пальцем.
– Бильбао, – прошептал он, несколько раз соблазнительно перекатывая звуки между губами и языком.