Мы бросились за врагом, пристреливая по дороге отставших, которые молили нас о пощаде. Таллал видел то же, что видели и мы. Он застонал, как раненое животное, поднялся на возвышенность и некоторое время пробыл там. Сидя на своей кобыле и дрожа всем телом, он, не отводя глаз, глядел вслед туркам. Я приблизился, чтобы поговорить с ним, но Ауда схватил мои поводья и остановил меня. Медленным движением Таллал надвинул покрывало на лицо и затем, казалось, внезапно овладел собой, так как ударил стременами по бокам своей кобылы и стремглав пустился галопом, низко наклонившись и раскачиваясь в седле, прямо к главному отряду неприятеля.
Мы окаменели, следя за тем, как он мчался вперед. Стук копыт его лошади, как барабанный бой, неестественно громко отдавался в наших ушах, ибо и мы, и турки прекратили стрельбу. Обе армии ждали, что он сделает, а он несся вперед в вечернем безмолвии, пока до неприятеля не оставалось лишь несколько шагов. Тут он выпрямился в седле и дважды издал ужасным голосом свой военный клич:
— Таллал, Таллал!
И сейчас же затрещали винтовки и пулеметы турок. Таллал и его кобыла, изрешеченные пулями, рухнули мертвыми.
У Ауды был серьезный и свирепый вид.
— Да смилуется над нами Аллах! Мы отплатим за него, — сказал он.
Он дернул поводья и медленно двинулся вслед за врагом. Мы созвали крестьян, опьяненных страхом и кровью, и приказали им напасть с обеих сторон на отступающую колонну. Старый боевой лев проснулся в Ауде и вновь превратил его в нашего вождя. Искусным маневром он загнал турок на неровную местность и расколол их на три части.
Третья из них, самая малочисленная, состояла главным образом из немецких и австрийских пулеметчиков, столпившихся вокруг трех автомобилей, и из горсточки верховых офицеров и кавалеристов. Они великолепно сражались и, несмотря на нашу отвагу, отражали нас раз за разом. Арабы бились, как дьяволы, пот слепил им глаза, пыль иссушила горло. Пламя ожесточения и мести так бушевало в них, что они едва могли управлять руками, чтобы стрелять. По моему приказу мы, первый раз за время нашей войны, не брали пленных.
Наконец мы расправились с этим взводом и пустились в погоню за остальными двумя, опередившими нас. Они находились в паническом страхе, и к заходу солнца мы почти всех перебили. Когда наступила ночь, плодородная равнина была вся усеяна трупами людей и лошадей. Но в ярости, порожденной ужасами Тафаса, мы не прекратили расправы с врагом, убивая одного за другим, пристреливая даже упавших и животных, словно их смерть и струящаяся кровь могли утолить наши душевные страдания.
Однако, несмотря на раны, боль и усталость, я не мог избавиться от дум о Таллале, великолепном вожде, отличном наезднике, учтивом и неутомимом спутнике, и, немного погодя, я, захватив второго верблюда и одного человека из моей охраны, поскакал вперед в ночную мглу, чтобы присоединиться к нашим людям, которые гнались за второй большой колонной турецких войск из Деръа.
Было очень темно, ветер дул сильными порывами с юга и востока, и, лишь руководясь треском выстрелов, которые ветер доносил к нам, и случайными вспышками орудий, мы, наконец, добрались до места сражения. По всем полям и долинам турки, спотыкаясь, брели наудачу на север. Наши люди не отставали от них. Ночная темнота сделала их смелее, и сейчас они вплотную приблизились к неприятелю.
Турки пытались при заходе солнца встать на привал и разбить лагерь, но Халид заставил их двинуться дальше. Они шли беспорядочной, разбросанной толпой.
Наконец, я отыскал Халида и попросил его созвать людей клана руалла и предоставить крестьянам расправиться с турецким сбродом. Нам предстояла работа посерьезнее на юге. В сумерки распространился слух, что Деръа никем не занята. Брат Халида, шейх Трад, с доброй половиной людей анейзе поскакал туда, чтобы проверить это.
Я хотел, чтобы Халид подоспел на подмогу своему брату. Через час или два сотни всадников на конях и верблюдах собрались возле него. По пути в Деръа он атаковал при свете мерцающих звезд несколько отрядов турок и рассеял их. Прибыв в Деръа, он увидал, что Трад беспрепятственно овладел селением.
С помощью туземных крестьян люди руалла разграбили турецкий лагерь, найдя особенно богатую добычу у яростно пылающих складов, горящие крыши которых грозили жизни людей. Но это не останавливало их. То была одна из тех ночей, когда обезумевшим людям смерть кажется невозможной, несмотря на множество гибнущих вокруг людей.
Шейх Саад провел вечер, полный тревоги, выстрелов и криков. Крестьяне грозились убить пленных в возмездие за смерть Таллала.
Я приехал в деревню после полуночи и нашел гонцов Трада, только что прибывших из Деръа. Насир уехал, чтобы присоединиться к нему. Раньше мне хотелось спать, ибо я уже проводил в седле четвертую ночь, но возбуждение не давало мне чувствовать усталости в теле. Итак, в два часа утра я сел на третьего верблюда и затрусил к Деръа.