Затем Нури рассказал мне, что накануне на рассвете он кинулся на станцию Гадир эль-Хадж и разрушил ее, а также пять мостов и тысячу рельсов. Таким образом и южный фронт был обеспечен.
Поздно днем наступило мертвое затишье. Обе стороны прекратили свою бесцельную бомбардировку. Говорили, что Фейсал двинулся на Ухейду.
Мы пересекли маленькую разлившуюся речку возле временного госпиталя, где лежал Мавлюд. Махмуд, краснобородый, смелый врач, считал, что обойдется без ампутации. Фейсал находился на вершине горы, на самом краю ее, чернея в лучах солнца. Я опустил своего верблюда на колени Фейсал протянул ко мне руки и воскликнул:
— Во имя Аллаха, хороши ли вести?
— Я ответил:
— Хвала Аллаху, дающему нам победу.
Он затащил меня в свою палатку, чтобы мы могли обменяться новостями.
Фейсал слышал от полковника Алана Доунея больше о британской неудаче под Амманом, чем я знал. Он рассказал мне о вызванном скверной погодой замешательством и о том, как Алленби телефонировал генералу Ши, сопровождавшему Четвода, и принял одно из своих молниеносных решений, чтобы положить конец потерям. Мудрое решение, хотя оно глубоко нас уязвило. Полковник Джойс находился в госпитале, но быстро поправлялся, а Доуней стоял в Гувейре, готовый выступить на Мудаввару со всеми бронированными автомобилями.
Фейсал спросил меня о Семне и Джафаре, и я рассказал ему все, что знал, сообщив мнение Нури о дальнейших перспективах. Нури жаловался мне, что люди абу-тайи в течение всего дня ничего для него не сделали. Ауда отрицал это, и я напомнил ему историю нашего первого захвата плоскогорья, и как я их едко высмеивал за нападение на Абу эль-Лиссан. Мой рассказ оказался новостью для Фейсала. То, что я помянул старое, глубоко оскорбило старого Ауду. Он запальчиво поклялся, что сегодня он старался из всех сил, но условия не благоприятствовали его племени, и, видя, что я не поддаюсь его уверениям, он резко вышел из палатки.
Я провел следующие дни в наблюдении за операциями. Люди абу-тайи захватили два аванпоста к востоку от станции, а шейх Салех ибн-Шефиа взял бруствер с одним пулеметом и двадцатью пленными. Эти выигранные нами схватки позволили нам беспрепятственно окружить Маан, и на третий день Джафар собрал всю артиллерию на южном кряже, а Нури Сайд повел отряд в штурм на построеки железнодорожной станции. Но, когда он добрался до них, его прикрытие из французских орудий прекратило стрельбу. Мы блуждали на фордовском автомобиле, стараясь не отставать от движущегося вперед отряда, как вдруг нас встретил Нури, в полном облачении и перчатках, покуривавший свою трубку. Он послал нас обратно к начальнику артиллерии капитану Пизани[61]
с настоятельной просьбой о помощи.Мы нашли Пизани в отчаянии ломающим себе руки, так как все снаряды уже вышли. Он сказал, что умолял Нури не предпринимать атаки в такой момент, когда у него истощились запасы.
Нам ничего не оставалось, как слушать залпы, которыми осыпали наших людей из железнодорожной станции. Дорогу устилали скорчившиеся фигуры в хаки, и глаза раненых, блестящие от страдания, пристально следили за нами, словно обвиняя нас во всем. Их изувеченные тела содрогались.
И мы все видели и понимали, но все казалось нам беззвучным: сознание нашей неудачи отняло у нас слух.
Впоследствии мы признавались, что никогда не ожидали такой отваги от нашей пехоты, бодро сражавшейся под пулеметным огнем и умело использовавшей каждое прикрытие. Они так мало нуждались в руководстве, что погибли лишь три офицера. Маан доказал мне, что арабы достаточно решительны и без понуканий англичан. Таким образом, наше поражение оказалось не вполне напрасным, облегчив нам составление дальнейших планов.
Наутро 18 апреля Джафар благоразумно решил, что он не может допустить дальнейших потерь, и отступил к позициям у Семны.
Будучи старым школьным товарищем турецкого командира, он послал ему с парламентарием письмо, предлагая сдаться. Ответ гласил, что тот согласился бы, если бы не имел приказа сопротивляться до последнего патрона. Джафар предложил временную приостановку военных действий. Но турки не давали ответа, пока Джемаль-паша не успел оттянуть войска от Аммана, захватить обратно Джердун и переправить обоз с провиантом и боевыми припасами в осажденный город.
Железная же дорога оставалась испорченной еще в течение долгих недель.
Доуней атакует Тель-Шахм
Я немедленно сел в автомобиль, чтобы присоединиться к Доунею. Я беспокоился, как он проведет первую битву в условиях партизанской войны с таким чрезвычайным сложным видом оружия, каким является бронированный автомобиль. Доуней не знал арабского языка так же, как и капитан Пик и доктор Маршалл. Его войска состояли вперемешку из англичан, египтян и бедуинов. Итак, после полуночи я въехал в его лагерь над Тель-Шахмом и деликатно предложил ему свои услуги в качестве переводчика.
К счастью, он приветливо меня встретил и повел вдоль линии фронта. Мне открылось удивительное зрелище.