Вокзал был закрыт. Уэйд постучал в двери и ставни, но не получил ответа. Выскочив из автомобиля, он обыскал все здание. В нем никого не было, но было достаточно всякого добра, чтобы вознаградить с лихвой доблесть Газаа и оставшихся с ним верных людей. Мы провели весь день, разрушая на многие мили железнодорожное полотно, пока не решили, что произвели такой ущерб, что понадобилась бы двухнедельная работа даже самого большого ремонтного отряда, чтоб восстановить все разрушенное.
На третий день нам предстояла Мудаввара, но мы не слишком надеялись на оставшиеся у нас силы. Арабы уехали, люди же Пика не отличались особой воинственностью. Однако и Мудаввара могла поддаться панике, как и Рамле, и мы проспали всю ночь на месте нашего последнего захвата. Неутомимый Доуней выставил часовых.
Утром мы пустились в путь, чтобы посмотреть на Мудаввару. Мы ехали с королевским великолепием в рычащих автомобилях по гладким песчаным и кремнистым равнинам, а позади нас на востоке бледно светило низкое солнце. Приблизившись, мы увидали, что возле станции стоил длинный поезд. Что он означал: подкрепление или эвакуацию?
Минуту спустя турки открыли по нас огонь из четырех орудий. Мы с постыдной поспешностью удалились в отдаленные ложбины. Оттуда мы сделали широкий круг к тому месту, где мы когда-то с Заалом впервые подложили мину под поезд. Там мы взорвали длинный мост, под которым, пользуясь жарким полднем, спал турецкий патруль.
Затем мы вернулись в Рамле и с большой настойчивостью принялись за уничтожение рельсов и мостов, чтобы сделать разрушения непоправимыми.
Фейсал послал шейха Мохаммеда эль-Дейлана атаковать еще нетронутые станции между нашим прорывом и Мааном. Таким образом, путь на протяжении восьмидесяти миль с семью станциями на нем целиком перешел в наши руки.
Действительная защита Медины кончилась с этой операцией.
Транспорт и снабжение
Новый офицер Юнг прибыл из Месопотамии для подкрепления нашего штаба. Он был офицером регулярной службы, человеком исключительных качеств с большим военным опытом, и знал арабский язык в совершенстве. Намеченная для него роль заключалась в том, чтобы выполнять аналогичные со мной функции в сношениях с племенами, благодаря чему наша деятельность против врага могла бы стать шире и лучше направленной.
Чтобы дать ему освоиться с новыми условиями, я поручил ему разрушить на протяжении восьми миль железную дорогу к северу от Маана, а сам уехал в Акабу, а оттуда поплыл в Суэц, чтобы обсудить будущее с Алленби.
Меня встретил Доуней, и мы имели короткий разговор прежде, чем отправиться в лагерь Алленби. Генерал Болс приветствовал нас веселой улыбкой и сказал:
— Ну, а мы уже в Салте.
Когда мы изумленно на него уставились, он объяснил, что старшины племени бени-сахр в один прекрасный день прибыли в Иерихон и предложили немедленное сотрудничество своих двадцати тысяч соплеменников в Темеде, и на следующий день, принимая ванну, Болс придумал новый план и полностью его выполнил.
Я спросил, кто был во главе людей бени-сахр. Не скрывая своего торжества, Болс ответил, что Фахад.
Все, что я слышал, начинало мне все меньше нравиться. Я знал, что Фахад не мог бы выставить и четырехсот людей, и что в эту минуту возле Темеда нельзя было бы обнаружить ни одной его палатки, так как все люди двинулись на юг к Юнгу.
Мы поспешили в управление, чтобы узнать правду, и, к несчастью, убедились, что все обстояло так, как рассказал нам Болс. Британская кавалерия экспромтом поднялась в горы Моаба, основываясь на каких-то воздушных обещаниях шейхов зебна, жадных людей, приехавших в Иерусалим, лишь чтобы вкусить от щедрот Алленби, но их там поймали на слове.
Разумеется, этот набег потерпел неудачу, пока я еще находился в Иерусалиме, ибо люди бени-сахр беспечно валялись в своих палатках, либо находились далеко от них с Юнгом. Мы были отрезаны и избежали огромного несчастья лишь благодаря инстинкту Алленби, как раз вовремя подсказавшему ему всю опасность положения. И все же мы тяжело пострадали.
Наше движение, развивавшееся гладко, пока против нас был лишь один бесхитростный враг, увязло в трясине непредвиденных случайностей. Мы всецело зависели от Алленби, а он не был удачлив. Германское наступление во Франции лишило его войск. Военное министерство обещало ему индийские дивизии из Месопотамии и индийские маршевые команды.[62]
С ними он воссоздал бы свою армию по индийскому образу. Может быть, по окончании лета он опять обрел бы боеспособность, но сейчас мы должны были оставаться на месте.За чаем Алленби упомянул об имперской верблюжьей бригаде, сожалея, что благодаря стесненному положению, в которое он попал, он должен упразднить ее, а людей использовать как кавалерийские подкрепления;
Я спросил:
— Что вы собираетесь сделать с их верблюдами?
Рассмеявшись, он ответил:
— Спросите «К».[63]