Место гремлина рядом с лихо теперь занимала женская тень. Чёрная, она местами ненадолго становилась цветной, как если бы на нефтяном пятне в разных местах проступали радужно-бензиновые разводы. Сущность была как бы олицетворением всех цветов одновременно. Ведь это и есть чёрный.
“Имя - Тишь.
Название - гжея.
Природа - дух созидания.
Принадлежность - Вотчина.
Классификация - редкий.
Хозяин - Константин Родин.
Отрицательная сторона - нет.
Талант 1-1. Прикосновение ловчего на время оживляет нарисованное человеком существо в качестве боевого”.
Глава 32
Помню, как-то вызвали меня “на пять минут” в отдел по делам несовершеннолетних. Я не был отморозком, нет. Но и паинькой у нас в посёлке быть, значило вдыхать от одного удара в живот до другого. И вот с тех самых пор я усвоил, что если есть возможность завершить важные дела до визита в полицию, то лучше сделать это. Потому как добрая улыбка инспекторши вовсе не гарантия, что внутри отдела с тобою будут также вежливы, как снаружи.
Адрес, написанный на листочке рукой Геры, я нашёл быстро. Видно было, что это важно для пацана. Я поднялся на этаж, проверил наличие подарка и позвонил в звонок. Ждать пришлось недолго: на пороге появилась сначала девица в пижаме и затасканных тапочках-зайцах, а после и её бабушка истинно по-питерски интеллегентного вида. Я поздоровался и без прелюдий вынул из кармана Игову поделку, в которую была завёрнута жемчужина.
— Ой, - театрально всплеснула руками бабуся, когда я рассказал заранее заготовленную легенду о том, что Гера отдыхал вовсе не в Тайланде, а во Вьетнаме, и что всё с ним и его семьёй хорошо. - А мы уж думали! Знали же, что Герман собирался лететь отдыхать с родителями, а когда, куда - нет! Так переживали, так переживали! Настюша места себе не находила... - девица в тапочках смущённо улыбнулась, - Спасибо вам! Хорошо, что так всё сложилось… А то ведь… Страх же какой творился, господи боже! Вы видели?
— Видел, - коротко ответил я и протянул подарок поэта его пассии. Настя приняла платок с жемчужиной с горящими глазами, поблагодарила и покраснела. Это хорошо, подумал я. Значит, ей не насрать. Гере и без того хреново, а если б ещё и она его пустила по борту, или как там у них сейчас это называется... - Номер телефона, сударыня, можно? Гера вам позвонит, как сможет. Сейчас у него… дела.
Листочек с номером телефона Насти я запихнул туда же, в паспорт, и с чувством выполненного долга вышел на улицу. Падал снег. Валил большими такими хлопьями, как и должно быть в преддверии Нового года. Да медленно, аж чудилось иногда, что сама воронка мира замедлила кружение…
“Воронка мира замедлит кружение”… Слова из песни Сороки. Про проводников ещё что-то было… Или про Проводника?.. Хрен знает. Я в клубе как под кайфом каким-то был и толком не понял ничего. Странное место. Наверняка убежище Сороки.
Я сплюнул, выматерился и пошёл вниз по Невскому. Навстречу попадались в основном туристы - улыбчивые люди всех цветов, которые ни сном, ни духом не знали про то, что случилось в городе не так давно. По правде сказать, я и сам не был особо осведомлён. Но я не лез туда осознанно и где видел упоминание - в разговорах ли слышал или по ТВ - старался не вникать. Не хотел ничего знать.
Коренных же жителей города, помимо неброскости в одежде, граничащей с неряшливостью, иногда можно было отличить по пасмурным лицам. У кого-то пострадали близкие, кто-то получил обморожение сам. Иные просто были озлобленными, несмотря на канун праздника. Как вот эта подвыпишвая девица, кричащая что-то неприятное в телефон своему, видимо, уже бывшему. Или вон тот высокий парень, с головой обмотанный клетчатым шарфом, что ледоколом пёр сквозь людей на той стороне Невского.
Настроение было ещё паршивей, чем до ночёвки в мастерской. В храм я старался не смотреть, чтобы не натыкаться взглядом на тень Лены, которую пьедестал именовал какой-то гжеей. Возвращаться мыслями ко вчерашнему совсем не хотелось.
Время ещё оставалось, и стоило бы заскочить в какой-нибудь ломбард, продать последнюю целую монету. Как ни крути, а дед будет очень недоволен, если я вернусь без телефона. Без связи плохо, да ещё и через храм патриарх перестал откликаться. Как бы не случилось чего…
Перевязка с пораненной вервольфом руки давно слетела, но заметил я это только сейчас. Странно, ещё вчера, когда лез по металлической шатающейся лестнице, предплечье болело, а теперь - ни капельки. Но выглядела не очень, хоть и не кровоточила.
Ближайшая подходящая вывеска попалась только в знаменитом доме Зингера. Я вошёл внутрь, огляделся. И тут звучала въедливая “Merry Christmas”. Сразу у входа стояла идеально ровная приземистая ёлка, наряженная одинаковыми по размеру шарами и красно-белыми витыми загогулинами леденцов, а откуда-то из-под неё доносилось “хо-хо-хо” электронного Санты.