Love is above all (СИ)

Кстати, раз уж начали про безразличие… Наверное, единственным моим правильным и честным поступком за всё последнее время можно считать только то, что я всё-таки решилась на разговор с Ваней. Не знаю, в какой конкретно момент все мои страхи и сомнения незамедлительно растворились, но уже с Новокузнецка мы возвращались в статусе «подаём на развод». Нужно отдать Ване должное: он принял мое решение о разводе вполне адекватно и спокойно, даже не пытаясь в чем-то обвинить или же переубедить. Впрочем, он признал, что знал, что к этому всё и идёт и что рано или поздно я подниму эту тему, просто поставив его перед фактом. Так оно и вышло. «Я не могу больше с тобой жить», – думаю, запомнилось ему надолго. С терзаниями совести признаюсь, что я даже не приняла во внимание смерть Телегина-старшего и не могла ждать, пока мой скоро бывший муж отойдёт от потери отца. Я намеренно не стала откладывать разговор, потому как понимала, что, отложив его прямо здесь и сейчас, я буду переносить его раз за разом. Ни к чему хорошему бы это не привело, поэтому я нисколько не жалею о том, что всё сложилось так, как сложилось. К слову, хоть мы с Ваней и решили разводиться, обговорив всё по несколько раз, живет он всё ещё со мной. Телегин попросил меня дать ему немного времени, чтобы нормально собрать вещи, определиться с дальнейшим жильём, да и на развод ещё всё-таки нужно для начала подать. Правда, это дело у нас постоянно откладывается, и мы всё никак не можем дойти до ЗАГСа. То у меня репетиции, то организации концертов, то у Вани тренировки и «срочные» дела с друзьями. Торопиться с разводом мне теперь, конечно, и не для кого, но всё же хочется как можно скорее окончательно поставить все точки и остаться наедине с самой собой.

— Как настрой, товарищи? — погрузившись в свои мысли и воспоминания о прошедших днях, я даже не заметила, как к нашей дружной компании присоединился Аксюта. Продюсер был явно в хорошем настроении, что доказывала его широкая улыбка на лице и чересчур бодрый голос.

— В полной боевой готовности, — улыбнувшись, сказал Агутин и переглянулся с Градским. Радует, что хоть у кого-то отличное настроение.

— Ну, это хорошо, очень хорошо, — присаживаясь на один из свободных стульчиков и не отрывая взгляда от своего смартфона, Юрий Викторович довольно быстро печатал кому-то сообщение. Всегда удивлялась его способности быть всегда и везде и решать несколько вопросов одновременно. — Вы, кстати, Димку бы уже звали, скоро начинаем, — наконец отложив гаджет в сторону, Аксюта пробежался взглядом по каждому из нас, и я заметила, как на мне он задержался чуть дольше остальных. Мысль о том, что Билан посвятил продюсера в причину своих резких изменений, посещала меня ещё с тех пор, как я узнала о смещении его репетиций, но я каждый раз благополучно отмахивалась от неё. Неужели всё же рассказал?

— А он разве здесь? — удивленно изогнув бровь, я оглядела всех присутствующих и по их лицам поняла, что, видимо, одна я не в курсе, что Билан уже давно в «Останкино». Снова прячется от меня. Знаете, в такие моменты меня очень интересует вопрос: он избегает меня от обиды или же действительно не видит смысла в лишних встречах? Сделав глубокий вдох, я с трудом поднялась со стула и уверенно направилась в сторону двери. — Я позову его.

— Поль, ты уверена? Давай я ему просто позвоню? — Юрий Викторович уже было хотел схватиться за свой телефон, но мой резкий проницательный взгляд остановил его без всяких лишних слов.

Аксюта знает. Знает, почему Дима поменял расписание своих репетиций и почему всячески старается меня избегать. Я уверена в этом на все сто процентов. Нет, конечно, вряд ли Билан решился бы пойти на откровения и рассказал Юрию Викторовичу всё подробно, но какую-то часть утаивать точно не стал. И как это называется, спрашивается? Зачем так поступать? Зачем кого-либо посвящать в личные проблемы? Почему теперь все они так смотрят на меня, как будто ждут каких-то объяснений? Мне подобных взглядов хватает и от Гагариной, которая до сих пор не может меня простить за то, что Дима отвернулся и от неё тоже. Я знала, как важна была Полине связь с этим человеком, но все равно запрещала ей рассказывать ему правду всё это время. А ведь она так просила, так порывалась это сделать…

Тяжело вздохнув и пробежавшись взглядом по двери, напротив которой я сейчас стояла, я резко дёрнула ручку и без предупреждения зашла в комнату.

— Дима, там Аксюта… — не знаю, какими словами можно описать то, что кольнуло у меня где-то в области сердца, когда я зашла в гримёрку Билана, но одно могу сказать точно – боль я почувствовала невероятную. Дима, одетый в элегантный чёрный костюм, стоял ко мне лицом, облокотившись на туалетный столик, а его собеседница, голос которой я услышала ещё в коридоре, сидела на диванчике. Я не сразу узнала её, потому что видела только её идеально прямую спину, но, как только, она обернулась на мой голос, я словно потеряла дар речи. Я ожидала увидеть здесь кого угодно, но уж однозначно не её.

[…]