И вот сейчас, когда у меня всё более менее стало налаживаться, Поля снова внезапно влетела в мою жизнь, заставляя заново вспомнить и ощутить всю эту боль. Зачем она дала мне такую ярую надежду, что та ночь действительно все изменит, а потом сама же всё перечеркнула? Ну, я ведь тоже человек, и мне тоже бывает больно. Точно так же, как и ей.
— Значит, ничего важного, да? — по её щекам медленно скатывались горькие слезы от обиды, которые она даже и не торопилась вытирать, словно вовсе и не замечая их. Ей слишком больно. Слишком непривычно слышать подобное от меня.
— Ты сама дала мне это понять утром. Я задал тебе самый простой вопрос, ответ на который мог всё изменить. Понимаешь? Твой. Ответ. Мог. Всё. Изменить, — засунув руки в карманы своих штанов, я не спешил прерывать наш с Полей зрительный контакт и продолжал рассматривать ее глаза. Она нервничала, и это было заметно. От той уверенной и бесстрашной Поли, которой она пыталась показаться в день нашей первой репетиции, не осталось ни единого следа. Ее выдавали слезы, дрожь в ногах и сверкающие глаза. Я не могу точно понять, что происходит сейчас с ее серо-зелёным омутом, но, скажу честно, меня это немного пугает. В одну секунду ее глаза блестят и светлеют, а в другую – до невозможности темнеют. Внутри неё будто что-то происходит, какая-то война мыслей и эмоций, которую она тщательно пытается скрыть.
— Изменить что? То, что ты меня предал? Это мой ответ мог изменить? — сделав уверенный шаг ко мне, тем самым сократив между нами расстояние, моя девочка пыталась держаться уверенно и снова нацепить на себя кучу масок. Зря. Нет смысла. Всю фальшь за километр видно.
— Поля! — совершенно неожиданно вмешавшаяся в наш диалог Гагарина заставила подругу мигом прервать наш зрительный контакт и привлечь ее внимание к себе.
— Полина, пожалуйста, не лезь, — зло прошипела блондинка, отчего мне моментально слегка резануло слух. Ей явно нужно поменьше нервничать. Не идёт ей этот образ. — Ты не ответил на мой вопрос, — возвращая ко мне свой пристальный взгляд, Пелагея явно хотела меня спровоцировать и довести до такого же состояния. У нас игра такая новая или что? Детский сад, честное слово.
— Ханова, я сказала, прекрати! — в этот раз Полина уже прикрикнула громче и, не стесняясь, грубо схватила Полю за запястье, тем самым разворачивая к себе. — Соображаешь, что несёшь, нет? Успокоилась быстро, — вытирая с лица подруги мокрые дорожки слёз, Гагарина была очень серьёзна и явно недовольна поведением Пелагеи, что скрывать, в принципе, и не собиралась. Полинка, конечно, заводная и весёлая девушка, но при определенных обстоятельствах она может быть невероятно серьёзной и даже грубой. В такие моменты я даже начинаю ее побаиваться. — Дим, мне кажется, тебе лучше подождать остальных где-нибудь в другом месте, — кинув на меня не очень добрый взгляд, но при этом всё же стараясь сделать тон помягче, Полина тяжело выдохнула и, отступив немного от подруги, устало потёрла свою переносицу.
— Мне тоже так кажется, — послушно развернувшись, я за считанные секунды покинул этот проклятый коридор и сейчас уже бежал по длинным лестницам, желая лишь поскорее оказаться на улице.
Не понимаю я её. Совершенно не понимаю. Зачем всё так усложнять? Зачем мучать друг друга? Она ведь сама не забыла меня, не забыла все те чувства, что были между нами. А чувства, скажу я вам, были даже чересчур сильные. Хотя, почему были? Они и до сих пор есть! Но, что же тогда сейчас происходит? Кого Поля пытается обмануть? Меня? Себя? Не она ли когда-то была сторонником искренности и справедливости? Не она ли громче всех всегда кричала, что, если люди любят друг друга, они должны быть вместе? Даже, как она говорила, обязаны. Ведь никто не имеет права идти против своих же чувств.
Смысл сейчас предавать саму себя? Не проще ли нам вместе отпустить прошлое и просто попытаться начать всё заново? Хотя бы просто попытаться.
[…]
Двое мужчин, стоявшие где-то в сторонке, внимательно наблюдали за «очень интересной» картиной, представленной прямо посреди одного из коридоров «Останкино». Ругань двух самых любимых наставников проекта «Голос» не заметить было невозможно. Слов их немаленький ссоры, может быть, было и не слышно, но их всплески руками и убийственные взгляды говорили о многом.
— Нет, ты только посмотри, что они вытворяют, а! — взмахнув руками, Юрий Викторович устало закатил глаза и недовольно фыркнул. — Вот что ты мне прикажешь с ними делать? За ручку водить и мириться каждый раз заставлять? Или рассадить их опять друг от друга подальше к чертовой матери, пока не поубивали друг друга?
— Юр, да оставь ты их в покое. Молодые ж ещё, сами как-нибудь разберутся, — с грустью в голосе ответил Градский, наблюдая за тем, как гордо и быстро из коридора удаляется Дима, а Поля начинает еще сильнее нервничать, прижимаясь к подруге. О чем сейчас разговаривали эти блондинки, было едва лишь слышно, но их переживания все равно передались пожилому мужчине, настроение которого изрядно подпортилось.