Love is above all (СИ)

Ну, просто не могли мы быть друг от друга на расстоянии. Для нас тогда это казалось чем-то нереальным, невозможным. А сейчас… Сейчас расстояние было бы для нас даже неким спасением, наверное.

— Так, наконец-то все в сборе. Извиняюсь, был очень важный звонок, — резко влетевший в гримерку Аксюта моментально привлёк к себе всё внимание. — Ну, что? Я надеюсь, все уже примерно представили и подготовили дальнейшую работу со своими командами? — мужчина остановился возле стеллажей с документами и принялся раскладывать по папкам только что принесённые бумаги.

— Скажем так, ещё в процессе, — не сдерживая смеха, ответил за всех Агутин, отчего каждый из нас не смог удержаться от ответного смешка.

— У них завтра репетиции начинаются, а они там ещё в каком-то процессе. Неплохо-неплохо, — Юрий Викторович не скрывал своего сарказма и некого недовольства в голосе. Продолжая копошиться с документами, он даже не смотрел на нас. Не похоже это как-то на него. Не с той ноги что ли встал сегодня? — Друзья мои, я всё же надеюсь на ваш профессионализм, поэтому свято каждому из вас доверяю. Подготовьте свои команды достойно, как вы, в принципе, и умеете это делать.

— Юр, да не беспокойся ты, всё будет на высшем уровне, ты же нас знаешь, — уверенный голос Градского, видимо, всё же смог хоть немного приподнять настроение продюсеру, потому как он моментально улыбнулся и, оставив свои бумажки, повернулся к нам.

— Так, давайте-ка лучше начнём разбираться с вашими репетициями, — достав свой любимый красный блокнотик, Аксюта начал быстро перелистывать все страницы, чуть позже останавливаясь на одной из них. — Всё будет проходить в стандартном и привычном для нас режиме, так что беспокоиться не о чем. Репетиции по три часа в день, и это вместе с перерывами. Работаем по пять дней, потом два денька отдыхаем. Ничего нового не добавляем, работаем по старой схеме с нашим же любимым оркестром.

— Всё в том же зале? — робкий голос Поли заставил меня молниеносно повернуть голову в её сторону.

Такая зажатая и скромная. Было видно, что ей очень некомфортно в данный момент. Удивительно. Ранее она всегда чувствовала себя достаточно свободно и раскованно в этой компании. Сама тысячу раз говорила, что «золотой состав» и вся съёмочная группа «Голоса» стали для неё второй семьёй, с которой она готова пойти хоть на край света. Почему же ты тогда сейчас такая замкнутая с этой, так называемой, семьёй?

Всмотревшись в лицо девушки, я заметил, что под ее глазами чуть видны чёрные следы от потекшей туши, которые Гагарина так усердно пыталась смыть, ее носик слегка красный, а глаза и вовсе какие-то серые. Никакого намёка на зелёный оттенок в её взгляде даже и не было. Какое-то чересчур подавленное состояние. Чёрт, сейчас я снова почувствовал себя конченным подонком, который вновь причинил своей девочке боль. Слова, сказанные мною буквально пятнадцать минут назад, были слишком жестоки. Я должен был поговорить с ней, спокойно все обсудить, но в итоге позаботился только о своих чувствах и выплеснул на неё все эмоции. А она? О ней я подумал? Ей ведь тоже нелегко. Не могла же она вот так взять и сразу побежать бросать своего мужа после нашей ночи и полностью перестраивать всю свою жизнь. Это нереально. У нее есть семья, дочь. Она привыкла к такому ритму жизни за год. Какое право я имею осуждать ее за что-то и подталкивать к чему-то, если сам когда-то вынудил ее к прибегнуть такой жизни?

«Никогда не смей осуждать Полю. Слышишь? Никогда.». Гагарина снова оказалась права.

— Да, Поль, все репетиции в том же зале, что и раньше. Только за три дня до съёмок начинаем репетировать на сцене, — Юрий Викторович улыбнулся и снова устремил свой взгляд в блокнотик. — От вас требуется только определиться со временем. У кого какие предпочтения?

— Ой, Юр, мне бы поближе к вечеру где-нибудь, — подал голос Агутин и едва нахмурился. — Не хочется совсем в самую рань вставать.

— У меня любое время свободно, — подхватила Поля, стараясь больше не смотреть в мою сторону. — Так что мне без разницы.

— Я примерно уже накидал тут. В общем, Димочка у нас в этот раз будет работать с девяти утра до двенадцати, — что? Почему так рано? — Поля с двенадцати до трёх, — он издевается? Мог бы уже сразу в одно время нас поставить. — Александр Борисович, ты у нас сразу после Поли и до шести. Лень, а тебе самая поздняя репетиция – до девяти.

— О, меня все устраивает, — радостно воскликнул Градский, покосившись на меня.

— Меня уж тем более. Хоть высыпаться нормально в этом сезоне начну. Надоели мне эти утренние репетиции, — да уж, Леонид Николаевич, завидую я вам.

— Вот и отличненько. В принципе, можете тогда идти по своим делам, завтра увидимся. А вот Пелагея и Дима ненадолго останутся, — строго посмотрев и на меня, и на Полю, Аксюта медленно подошёл ко мне и точно так же облокотился на туалетный столик.