Когда Индриди пришел домой, Сигрид была не в духе. Свой обеденный перерыв она потратила на перепалку с разъяренным соседом из-за громкого шума, который сегодня доносился из их квартиры.
– Ты поставил музыку на полную громкость и пропал! Я уж подумала, ты умер или что-то вроде того! Ты о чем вообще думал?
– Я встречался с Симоном, мы обедали.
– А почему меня не предупредил?
– Симон сказал, что сам тебя предупредил.
– Ничего я не знала. Так бы на работе поела.
Индриди хотел рассказать ей, что с ним приключилось. Что теперь он ревун и может ни с того ни с сего начать выкрикивать какую-нибудь ерунду; но не успел он начать, как его снова повело петь «Майскую звезду» Лакснесса:
– О КАК БЛАГОСТЕН ШАГ ТВОЙ!..
Индриди прикусил язык, побежал со всех ног в туалет и заперся там, но песня все равно прорвалась. Сигрид только глазела ему вслед.
– Ты что, выпил?
Индриди нажал на слив, но его голос перекрикивал шум воды:
– Ныне тяжкое время для рабочих людей!
Сигрид заколотила в дверь:
– Что происходит?
– Общенациональная неделя песни с понедельника, пойте и радуйтесь! – проскрипел он сквозь стиснутые зубы.
Со всех сторон на Индриди и Сигрид сыпались удары, давление не ослабевало, а капля, как известно, камень точит. Индриди непрерывно пел на работе, и его отправили в неоплачиваемый отпуск. Сигрид пришлось отработать десять ночных смен подряд, потому что «коллеги приболели», так что у них с Индриди не было времени быть вместе и порождать слова. Сигрид приходила домой под утро усталая и засыпала, а Индриди как раз просыпался: весь как бы замшелый, изо рта пахнет.
Когда Сигрид на ночном дежурстве начинала подпевать незнакомой приятной песне по радио, это чаще всего оказывалась «заявка от Пера Мёллера». Когда она восхищалась игрой своего любимого актера, над его лицом появлялся комментарий: «любимый актер Пера Мёллера». Согласно истории просмотров, Пер, как и Сигрид, смотрел все его фильмы минимум по два раза.
Индриди, конечно, всего этого не видел, ведь медиа-программа подавалась прямо в глаза зрителям. А Сигрид перестала упоминать в беседе с ним рекламу Пера Мёллера, потому что Индриди, как только слышал это имя, приходил в бешенство, так что Сигрид едва узнавала его. Теперь она проводила много времени, изучая профиль Пера на «ВПаре», потому что в нем были собраны ссылки на все то, что было интересно ей самой. Она не знала, что каждый раз, когда она открывает его страницу, Индриди приходит сообщение:
[сигрид просматривает профиль пера мёллера. узнал от друга, он сисадмин. подумал, что надо тебе сказать. с дружеским приветом симон.]
Индриди казалось, что его бьют под дых, вонзают кинжал в спину или загоняют иглы под ногти. Он корчился и мучался.
[все еще смотрит его страницу. с дружеским приветом СИМОН.]
А Сигрид казалось, что это все совершенно невинно, потому что она не читала про самого Пера и не могла с ним связаться, как и он с нею, без посредничества «ВПаре».
Индриди ходил как на иголках. Всякий раз, когда он открывал рот, из него могла политься какая угодно чепуха. Каждый раз, возвращаясь домой, он мучился страхом, что Сигрид уехала на север для завершения расчетов.
– Сигрид! Ты дома? – прокричал он с порога.
– Я тут, Индриди.
Индриди зашел в квартиру и почувствовал вкусный запах выпечки. Сигрид была на кухне и что-то пекла; сердце у него подпрыгнуло от радости. Она сидела на кухне, только что из ванной, волосы собраны в пучок. На ней было старое некрасивое платье, бюстгальтера не было, руки перепачканы мукой. Индриди осторожно дотронулся до ее руки и нежно поцеловал в шею.
Она улыбнулась, бросила ему взгляд украдкой и подставила губы для поцелуя, но тут из него изверглось:
– Классное платьице! Молодец, такое четкое платьице купила!
Сигрид странно посмотрела на него.
– Ты что, издеваешься?
– А, теперь вспомнил, – ответил он. – Я уже и забыл, что оно у тебя есть.
– Ты его много раз видел. Я его надеваю, когда пеку или вожусь с чем-то.
– Да, теперь вспомнил, – повторил Индриди и неловко улыбнулся.
В платье был чип, размером с мозг бабочки, с прошивкой на пять комплиментов через ревунов. Но они оставались неиспользованными, ведь Сигрид никогда не надевала его на улицу. Так что через час, когда Индриди снова вошел на кухню, он завопил:
– Классное платьице! Молодец, такое четкое платьице купила!
Сигрид подскочила от страха и посмотрела на него с ненавистью, но через два часа все это забылось. Они приготовили еду, смеялись над какой-то нелепицей, а ужин завершился долгим поцелуем. Индриди снял с Сигрид платье, и оно упало на пол. Когда она стала расстегивать молнию на его брюках, Индриди случайно наступил на платье и раздавил крошечный электронный мозг. Тут же он ощутил всю мощь сигнала. Он сжал челюсти, покраснел, от усилий у него на глазах выступили слезы. Текст сообщения давил на его речевые центры сильнее и сильнее, голова раскалывалась, и в конце концов он стал выкрикивать: Классное! Платьице! Молодец! Такое! Четкое! Платьице! Купила!!!