Ловец Чудес

– Да. Мы вернулись на станцию, прошли мимо моих приятелей и сели в поезд. Никто не спрашивал, кто я, проводник не спросил билета. Мы расположились в купе на две персоны, джентльмен достал из портфеля газету и положил на столик. Читать не стал, просто долго смотрел в окно. Как только поезд отъехал достаточно далеко от Пловдива, он…

– А ты? – спросил Филипп. – Что ты делал все это время? Просто глазел на него?

– Ты не поверишь, – устало выдохнул я. – Просто глазел. Я был словно одурманен, даже сейчас не могу точно сказать, что произошло в том переулке. Пока мой спутник молчал, я гладил мягкую обивку сиденья, разглядывал его начищенные туфли, дорогой костюм… Так на чем я остановился?

– Вы отъехали от Пловдива, – подсказал Филипп, неожиданно ловко нарезая сухие грибы на крошечной разделочной доске.

– Точно. И тогда он заговорил. Спросил, знаю ли я, что таится во тьме. А потом рассказал все.

– Вот так просто?

– Вот так просто. Думаю, он уже тогда знал, что я никуда от него не денусь.

– И что было дальше?

– Мы много путешествовали. Джентльмен оказался Ловцом Чудес, он посвятил меня в тонкости своей работы, сделал оруженосцем. Позже я узнал, что он болен.

– Так он преемника искал? – догадался Филипп.

Я кивнул.

– Меня к Чудесам не готовили. Однажды нас просто встретил Пожиратель Времени и открыл дверь, ведущую в китайскую провинцию. Признаться, я опеш…

– Да ладно, малыш, могу поспорить, что ты едва не обмочил штаны.

– Можно и так сказать, – нехотя согласился я. – Со мной случилась истерика, мой разум оказался не готов принять все то, что рассказал учитель. Увесистая оплеуха привела меня в чувство. С того момента начался мой путь Ловца.

– Твой учитель умер?

– Да, через два года. К тому моменту меня уже приняли в Орден, я прошел обряд посвящения и брал первые заказы.

– Лихо у тебя судьба закрутилась. С грязной улицы Пловдива за пазуху Ордена – это уметь надо.

– Вот и вся история.

– Натаскали тебя Ловцы, – вдруг произнес Филипп, – рассказал много, а по факту – почти ничего.

– Я старался.

Громила разлил суп по металлическим мискам и надолго замолчал, а я, прихлебывая на удивление вкусное варево, полностью погрузился в воспоминания.

Жить беспризорником оказалось куда сложнее, чем я думал, сбегая из Сливена. Полицейские то и дело пытались поймать меня и выяснить, почему я скитаюсь один. Странное дело – им было совершенно плевать на то, что отец избивал меня, но, как только я начал спать на лавке в парке, они стали проявлять ко мне нездоровое внимание. Из города я ушел быстро, добрался до какого-то села, потом – до минеральных бань. Какое-то время обитал там, втерся в доверие к паре милых стариков – они держали цветочный магазинчик, а я подрабатывал у них грузчиком. Когда лето сменилось осенью, мне пришлось признаться им, что все это время я спал на чердаке заброшенного дома. Старики пожалели меня, позволили пожить с ними, но потом заявился их сын, который и вытолкал меня взашей, угрожая полицией.

До Стара-Загоры я добирался на попутках, иногда пешком, пару раз едва не замерз в снегу. Пришел в город, встал как вкопанный и подумал: «Что я здесь делаю?» Там было совсем плохо. Приходилось побираться, постоянно удирать от полиции, пить воду из фонтанов. Работать меня не брали, и в какой-то момент я так отчаялся, что хотел шагнуть с моста, но вовремя одумался. До Пловдива добрался, спрятавшись в пустом купе поезда, а там дела начали налаживаться. Конечно, промышлять воровством грешно, но есть хотелось так, что я готов был продать собственную мать за кусок хлеба.

Другие беспризорники никогда не рассказывали о своем прошлом, но иногда, украв где-нибудь бутылку прогорклого пойла, они пускались в пространные объяснения перипетий своей судьбы. Старшие не позволяли прикладываться к бутылке малышне, но сами в такие моменты выглядели как уменьшенные копии тех, от кого бежали. Сам я подобных вечеров не любил.

Что-то подсказывало мне, что все дело в их отцах, в мужчинах, которые либо бросили их, либо повели себя как последние мерзавцы. У мальчишек не было достойного примера, у девчонок – защиты. В итоге мы все оказались на улице.

В то время во мне угасла вера в Бога: я понял, что он не может никого спасти, что крылья его ангелов не закроют нищих и обездоленных, что высшей силе совершенно плевать, что случится со мной и моими товарищами по несчастью.

– Эй, малыш, – голос Филиппа вывел меня из глубокой задумчивости, – ты в порядке?

– Да. – Я передал ему миску. – Очень вкусно, спасибо.

– Я в прошлом повар, – будто бы между прочим бросил громила.

– Это видно по тому, как ты обращаешься с ножом. – Я даже улыбнулся ему. – И как же тебя…

– Не спрашивай, – перебил меня Филипп. – Я все равно не отвечу.

Вот у кого нужно поучиться соблюдать конспирацию.

– Вставай, малыш. Впереди долгий путь.

– Ты говорил это три дня назад. Неужели наша цель не приблизилась с тех пор?

– Ты почувствуешь, – неожиданно холодно сказал Филипп. – Почувствуешь, когда мы будем рядом.

И он оказался прав.