Ловец духов

Когда я оказался достаточно близко, она безнадежно бросилась в ноги и принялась лепетать нечто невразумительное. Будто ей осталось совсем немного, что человек в плаще, если не пустота его души, стал бы последней каплей для того, чтобы она смогла воспарить, и ещё что-то в том же духе.

– Я тебе покажу «воспарить»! – пролаял я, накинувшись на неё сверху. Она ловко увернулась и показала одно из своих самых страшных обличий. Если бы я не был готов к чему-то в таком духе, к сопротивлению с её стороны, верно, сердце моё уже бы стояло. В прыжке мне удалось достать Лауру и, ловко подобрав под себя, сгрести призрачное тело в охапку. За волосы я оттянул её к дереву, у которого лежал труп мужчины, и прижал затылком к шершавому, почерневшему от времени, стволу.

Лаура молила о пощаде, вырывалась и билась в истерике, и лишь за мгновение до того, как мой взгляд впился в её глаза, она внезапно успокоилась, расслабилась и что-то невнятно пробормотала. Я не расслышал слов, поскольку лицо её золотистыми искрами рассыпалось у меня в руках. Осознание призрака растворилось в пустоте Вселенной, но мне казалось, что я всё ещё вижу её всепрощающую улыбку…

Внезапно сзади налетела Джонника. Она сбила меня с ног и упала на колени перед горстью таящих искр – тем, что осталось от Лауры. В отчаянии она пыталась сгрести их в кучу, но ветер неумолимо забирал огоньки один за одним. Я смотрел, ещё не в полной мере осознавая происходящее, когда Джонника вдруг оказалась совсем рядом. В этот раз я действительно испугался. Страх, как это ни странно, лишь придал сил.

– И ты того же хочешь! – вопил я, в борьбе прижимая её к земле.

Недолго думая, нежить швырнула мне в лицо горсть песка и нанесла сокрушительный удар, начисто лишивший сознания.

Когда я пришёл в себя, она сидела невдалеке под деревом, поджав острые колени к самой груди, и затравлено смотрела куда-то в сторону моря. Она знала, что её черёд следующий – я бы ни за что не простил такой проступок, и, похоже, она уже успела смириться с этим. Впрочем, убегать в любом случае было бесполезно…

Однако на сей раз произошло что-то странное. Апатия накатила тяжёлой волной и прессом сдавила грудь. Я готов был расплакаться, хотя никогда прежде не испытывал по отношению к призракам каких бы то ни было достойных чувств. Потерянность и пустота характеризовали моё нынешнее состояние как нельзя лучше.

Я сел рядом с Джонникой. Она испугано и с нескрываемым отвращением отодвинулась.

– Я не трону тебя, – сказал я сухо, даже как-то бесцветно, и подивился ледяному тону собственного голоса.

– А ведь это был тот самый извращенец, «песчаный маньяк», – с ненавистью выпалила она, сверкнув откровенно недоброжелательным взглядом. Потом, угаснув, через время грустно добавила: – На самом деле Лаура просто хотела, чтобы ты увидел её восхождение, иначе она никогда не решилась бы… Ты понимаешь, ловец, никогда!

– Теперь уже точно, – я по-идиотски хмыкнул, – никогда…

Это словечко комом застряло в горле так, что мне пришлось откашляться. Несомненно, «никогда» – самое страшное слово в лексиконе любого из языков человечества.

– Дурак, всё это было для тебя!

Я постарался сделать вид, что не расслышал. Слишком тяжело и непостижимо это было для понимания.

– Нельзя убивать людей, – почему-то я обязательно хотел, чтобы она услышала меня. – Какими бы плохими они ни были!

– Тогда зачем ты убил Лауру?

– Она не человек – она призрак, и мертва уже не первую сотню лет. Ты это прекрасно знаешь, Джонника!

– Но раньше она была живая, а теперь – нет! – упрямо стояла на своём она, потом бросила стремительный, полный ненависти взгляд на тело маньяка и ожесточённо выпалила: – По сути, ты ничем не лучше его, охотник! Такой же…

– О чём ты, нежить?! Не тебе рассуждать о таких вещах, – сказал грубо и тут же выругался про себя. Вряд ли когда-либо что-то подобное могло прозвучать столь неуместно, наиграно и фальшиво.

Я не винил себя, не корил. Я сделал то, что должен был, что предписано судьбой, предначертанием. Но почему-то в душе моей не было покоя. Проклятое ощущение, будто ступаешь по льду…

Кто знает, быть может, Джонника всё-таки и была в чём-то права. Я поплыл в домыслах. Не раз самому доводилось задумываться над этической стороной того, что я делаю. Увы, чтобы сохранить себя, хоть какое-то самоуважение, приходилось на многое закрывать глаза. Особенно, на то, кто я есть в действительности, и для чего.

Мы долго сидели молча.

– Она мне нравилась, – сдавлено проговорила Джонника.

– Мне тоже…

– Она была такой смешной, – моя призрачная собеседница тяжело ностальгически вздохнула. – И ведь ей оставалось уже совсем чуть-чуть. Почему ты не отпустил её?

В ответ я выпалил какую-то морально-воспитательную тираду. Самому тошно стало. Я готов был возненавидеть себя, но продолжал бормотать совершенно бессмысленные и кощунственные, в принципе, слова. Было противно, но остановиться значило расписаться в собственной неправоте.

– Ты не человек и не нежить! Ты мертвее, чем мы, ловец. Ты – сама смерть! В тебе ничего нет. Ничего!