Ловец птичьих голосов

— К черту! — повторил Тулянов. — Не для того я учился, чтобы жариться в этом проклятом пекле. Уйду отсюда. Сегодня же, — и что-то промолвил верблюдщикам. Те возбужденно загомонили.

— Куда ты пойдешь? — неторопливо отозвался Юра Юрченко, инженер, наш начальник. Юра служил на Балтике, откуда привез закопченную трубку, а тут, в пустыне, отрастил роскошную бороду. — Думаешь, пустыня — столичный бульвар? И десяток километров не пройдешь один, концы отдашь.

Аноркул упрямо молчал, морщил лоб. Казнился, что не выдержал и вспыхнул? Ан нет. Поудобнее устроившись на кошме, он задумчиво сказал:

— А вот верблюдщики уверяют, что верблюды заболели и нужно возвращаться к жилью.

— Что? — нахмурил Юра брови. — Это они говорят или, может, ты их заставляешь плясать под свою дудку?

Аноркул показал на верблюда, у которого катились слезы из глаз.

— Они говорят — когда верблюд плачет, помирать будет.

— Да им песок в глаза попал, вот и слезятся.

— Все равно они уедут, — не сдавался Аноркул.

Юра подошел к нему поближе.

— Не хочешь работать — уходи один. Но верблюдщикам скажи, что никуда я их не пущу.

— Брось, начальник! И в самом деле не мешало бы по-человечески отдохнуть, освежиться как следует, — поддержали Аноркула Сикорский и Астахов.

Тогда Юра, путая узбекские слова с казахскими, изрядно сдабривая их украинскими и русскими, начал говорить о том, какое большое значение имеет наша работа для будущего, как важна она и для каждого из нас, потому что вскоре неузнаваемо изменится облик этого пустынного края… Ну а если кто-то не останется работать, закончил он, то за простои и срыв работы придется ему же и отвечать.

Верблюдщики снова заговорили, перебивая друг друга.

— Если Аноркул уйдет, они тоже уйдут, а если останется, то и они останутся, — перевел наш ровесник Ачил. И добавил от себя: — В их глазах начальник он, а не ты.

— Так слушай же, Аноркул! — снова заговорил Юра. — Ты всю жизнь прожил в этих краях и не можешь выдержать. А как же тогда они? — И показал на нас. — Они представления не имели, что такое пустыня, и вот не хнычут. А ты думаешь, мне легко, когда я привык к свежим ветрам Балтики? Но если взялись за дело, нужно довести его до конца. Мужчины мы или тряпки?..

Долго продолжался спор. Мы понимали, что Тулянова не так жара донимала, как требовательность Юры, из-за которой и раньше случались стычки между ним и начальником. Наконец Юра выругался:

— Черт с вами! Хотите уезжать — скатертью дорожка. Но тогда все поедут. Вместе пойдем к Тимошенко.

(Тимошенко — это начальник нашей партии).

Мы начали навьючивать верблюдов. Аноркул безмятежно сидел под саксауловым кустом.

— Не передумал? — коротко бросил ему Юра, когда поклажа была уложена.

Аноркул посмотрел на него снизу вверх, неторопливо покачиваясь взад-вперед, поднялся, отряхнул песок с брюк, крикнул что-то верблюдщикам и выдавил одно-единственное слово, прозвучавшее эхом вопроса:

— Передумал…

Верблюдщики начали развьючивать животных.

— Подождите! — остановил их Юрченко. — Время потеряно, и работать сегодня уже некогда. Поедем к колодцу, искупаемся.

Это было неплохое решение. Все будто уладилось.

Но мы ошиблись.

После того как постирали одежду и хорошо выспались, Аноркула, верблюдов и некоторых погонщиков не оказалось. Исчезли и Сикорский с Астаховым. Беглецы забрали значительную часть провизии.

— Видимо, Аноркул побоялся идти вместе со всеми: гнев начальника партии хорошо ему знаком, — догадался флегматичный Костя Базенчук. — А появится один — обольет тебя грязью.

— Может, не надо было идти к колодцу? — задумчиво грыз мундштук трубки Юра. — Без воды он не посмел бы нас оставить.

— Не надо казниться понапрасну, — успокоил Ачил. — Этому абреку ничего не стоило бы оставить нас умирать от жажды. А так вода рядом — не пропадем…

Нас осталось четверо. Четверо наедине с пустыней.

— Ничего, ребята. Главное, не падать духом. И в самом деле, как говорит Ачил, вода — вот она. А с ней мы ого сколько можем продержаться! Хотя, думаю, помощников слишком долго ждать не придется… Закончим свое дело, а тогда уж и отдохнем капитально. — Но, встретившись с нашими не очень оптимистическими взглядами, Юра умолк.

Бидоны, в которых у нас по селам перевозят молоко, а здесь — воду, были наполовину пустыми. Живительную влагу с пятидесятиметровой глубины колодца нам вытаскивали верблюды. Теперь приходилось побывать самим в их шкуре.

— Запрягайсь! — весело крикнул Юра, и мы потянулись к тонкому стальному тросу, обмотав руки тряпьем.

Сначала у нас ничего не вышло. Примерно с половины глубины тридцатилитровое ведро бултыхнулось обратно в темную нору колодца. Тогда мы воткнули в скользкое плетение каната несколько саксауловых палок и с их помощью вышли победителями. Такая зарядка ожидала нас каждое утро, а в тот день мы еще приводили в порядок имущество, пересмотрели запас продуктов…

На следующий день я заметил, как озарялось странной улыбкой лицо Юрченко, который бродил в окрестностях нашего лагеря, будто выискивая что-то. Наконец обратился к нам торжественно и многозначительно: