— Вагон высматривать, — подтрунивает белобрысый парень, но я пропускаю это мимо ушей. Потому что мне уже видны неширокий плес копанки и женская фигура в цветастом ситцевом платье. Вот женщина делает какое-то движение, словно обнимает себя, выскальзывает из платья, и оно падает, будто шар, из которого вышел воздух. Тощее загоревшее тело, расчерченное купальником, было легким и хрупким. Лицо трудно разглядеть, но я догадался, что это кладовщица Дуся.
Она плавала, плескалась, но я уже не смотрел в ее сторону. Представлял, что сам бултыхаюсь возле нее. Хотя и понимал, что это невозможно, что не отважусь никогда…
Тем временем Дуся вышла из воды. Я подумал, что не будет же она надевать платье на мокрый купальник, и спустился вниз.
— Припекло? — бросил Андрей…
Мы опять сидели и молчали. Я тоже вытащил папиросу. А потом все мы увидели, как между кучами рыжей глины прошла Дуся, и тело ее под платьем слегка покачивалось. Ну что тут необычного? Женщина идет после купания. Но я невольно покраснел.
— Дуся, — сказал белобрысый, будто никто из нас не видел ее. — Позвать, что ли? Она, наверно, такая, что придет.
Он заложил пальцы в рот и свистнул. Дуся оглянулась и спокойно пошла дальше.
Я почувствовал, как внезапная тоска с головой захлестнула меня. Так не впервые со мной, когда вижу Дусю, когда слышу такое.
Дуся мучит меня. Мучит и манит. Кто-то сказал, что она не особенно гордая, и я склонен поверить в это. И потому злюсь на себя. И меня отталкивает от нее какая-то сила. Отталкивает и притягивает. Не могу я просто пойти к ней, как, наверно, ходят другие. И не могу молоть ей о высоких материях — засмеет.
Слышал я, что была она замужем, но очень недолго, потому что муж ее «прыгнул в гречиху» раньше, чем прошел медовый месяц. Дуся собрала свои пожитки, хорошо, что их было немного, и уехала… С тех пор всем хвалится, что якобы будет платить «тому пакостнику» той же монетой.
Дуся мне кажется непостижимым существом, хотя, вероятно, я знаю ее больше, чем кого-либо. Еще в первый день, когда мы приехали на строительство канала и в управлении нам сказали, что плотников пока что своих достаточно, но нас могут временно зачислить грузчиками, мы встретились с нею. Мы — это я да Андрей. Увидели Дусю в кладовой, где должны были брать спецодежду. Помню, она спросила: «Эх, парнишка, что ты здесь не видел?» «Парнишка» — это касалось меня. Андрей, хотя и сверстник, выглядит старше. «Канал», — ответил я уважительно. «И не увидишь», — отрезала Дуся. А я удивился — почему? «Потому, потому… что не туда смотришь», — полушутливо-полусерьезно закончила она, заметив, что я помимо воли посмотрел на глубокий вырез в ее платье…
Канал я действительно долго не видел.
Ведь мы были, так сказать, вспомогательными службами. На небольшую узловую станцию приходило множество грузов. Мы должны были перегружать их из вагонов в грузовики, из грузовиков в вагоны… Артерия канала пульсировала без нас где-то вдали. Но и мы были все-таки причастны к этому пульсированию.
Как-то я попросился в кабину к водителю многотонного МАЗа, в кузове которого возвышалась гора щебня.
Без сомнения, путь его должен был пролегать в необходимом для меня направлении.
Пылища тянулась за нами гигантским змеем. Иногда машину подбрасывало на выбоинах. Тогда казалось, будто мы едем на верблюде и тому захотелось немного попрыгать. Шофер чертыхался и показывал слепяще-белые зубы. Я тогда не понимал, как можно ругаться и одновременно смеяться.
А затем ползли меж гор, и в кабине стояла страшная духота. Горы и долины были, естественно, рукотворными, МАЗ потыкался туда-сюда среди этого космического ландшафта и остановился. Шофер закурил, не убирая локтей с рулевого колеса, а я приоткрыл дверцу и стал на подножке, как на трамплине:
— Так где же все-таки тот канал?
Шофер повел рукой вокруг:
— Да вот он, глупенький…
Хотя меня и задел его насмешливый тон, я только поблагодарил и побрел наобум, зачерпывая полные ботинки сухих колючих комочков. Тут и там металлическими громадами замерли бульдозеры, скреперы, экскаваторы — одноковшовые и на несколько десятков лопат. От них несло горячим духом отработанных газов и раскаленной на солнце краской. И еще один запах шел от них — дух свежей раскопанной земли. Машины стояли безмолвные: был перерыв на обед.
Я выбрался на серо-коричневый гребень — глина и песок, песок и глина. Глина была влажной и только сверху едва подсохла — как свежий хлеб на солнце. Ломаясь под ногами, она мягко касалась подошв. Я остановился и оглянулся. Неглубокая ущелина тянулась сколько видно глазу, рассекая седоковыльную степь до самого горизонта.
Канал поразил меня своим размахом и немного разочаровал, потому что вокруг много было разрушений. Но без этого, наверное, не обойтись. Даже когда роют обыкновенный сельский колодец, то сколько лишней земли выкапывают!..
Надо было спешить, потому что там, на железной дороге, я мог быть нужен. Так оно и случилось — прибыл вагон с цементом.