— Эк! Глядеть-то запрета никому нет, на то и красой ее цветущей божественная Лада наградила, а вот трогать тот цвет не каждому дозволю! — Произнесено это было с таким убеждением и угрозой, что и сомневаться не стоило: Хрум любого переломит, кто посягнет на его волю. Но тот уже миролюбивее продолжил: — Дорога она мне, как любое желанное дитя отцу, и доли ей счастливой хочу. И не с черноволосым пришлым, что шатается по чужим землям любопытства ради, а с наших племен мужем. Чтобы обычаи наши чтили, богов Великих, защитников наших славили, предков, от которых пошли, помнили и своим потомкам то завещали. Потому как не все одно мне, с чьей моя кровь смешается, кто продолжит мой род и память обо мне хранить будет.
— И тогда ты решил чужинца припугнуть, чтобы от дочери отвадить? — предположил Чеслав, почти уверенный, что именно так оно и было.
— Знаешь про то уже?
— Знаю, — подтвердил юноша и невольно оглянулся.
У него отчего-то зародилось смутное ощущение, что то,
о чем говорят они с Хрумом, слышит еще кто-то. Сперва почти безотчетное, это чувство все росло и укреплялось, хотя вроде как ничто не выдавало чьего-либо нежеланного присутствия. Так бывает, когда соринка, настолько малая, что и разглядеть трудно, угодит в глаз и донимает его, и сколько ни стараешься, а достать ее не можешь, потому как почти не видна. Чувствуешь, а не видишь. Так и Чеслав чуял, что где-то неподалеку от них, в темноте, притаился неизвестный и внемлет их беседе.
Поначалу он хотел было выявить любопытного, но после рассудил, что застать того врасплох у него, раненого, прыти не хватит, а сказать Хруму, что кто-то из его родичей нагло подслушивает их, да не подтвердить потом свои слова пойманным — себя дурнем выставить и соплеменников Хрумовых подозрением обидеть. Да, может, и не слышит крадущийся в ночи того, о чем они говорят, а так, поблизости хороводит. Ну а если все же и слышит, так это ведь не его, Чеслава, тайны. А в своем племени, между собой пусть сами разбираются...
Хрум же, казалось, ничего не замечал.
— Да только вовсе не я то затеял и утворил! — рокотал он. — Сам за хозяйскими заботами не заметил, как и Желань глаз на том ухаре задерживать стала да улыбкой привечать. Завлеклась девка очами черными... — запнулся Хрум, очевидно, все еще негодуя на ту дочерну вольность, но уже через мгновение продолжил: — И не пугали чужинца попусту, а жизни таки лишить хотели совсем, чтоб на костре сгорел аль лег в сырую землю, — не знаю, как у них там, у пришлых, заведено. Да, видать, не его это еще был час покинуть живых.
— И как же то сталось?
— Да проще простого... В лесу молодец болтался, уж и не знаю чего ради, а кто-то возьми и стрельни стрелой в него. Да только в тот самый момент он как раз за ягодой и нагнись. .. Повезло парню — уберегся. А не то... — Хрум махнул рукой. — Сам молодец и рассказал мне про то, прибежав всполошенный из леса. Шуметь я по городищу о том не стал, да и ему запретил. А сам тут же, поспехом, от беды подальше спровадил чужинцев с Туром из селения к вам.
— А кто стрельнул в чужака, распознал? — не давал прерваться рассказу Чеслав.
При этом он настороженным ухом уловил, что скрывающийся в ночи сделал несколько едва различимых шагов в их сторону.
— Распознать не распознал, а соображение, кто утворить то мог, имею твердое. И, думаю, не ошибаюсь... — пригладил плешь Хрум.
— И кто же тот лютый охотник?
Неожиданно Хрум насторожился:
— А тебе зачем знать про то? — Но, очевидно, вспомнив, зачем Чеслав прибыл к ним и что это связано с гибелью чужаков, решил не таиться перед ним. — Горяй то был... Тот, что давеча на учте глазами в тебя метил.
Чеслав сразу понял, что речь идет о парне с ямкой на подбородке.
— Он ведь давно Желань парой своей назвать хочет, все ждал, пока взрастет и в пору девичью войдет. А я не прочь был: парень он подходящий, хотя и нерассудительный порой. Да и она не противилась тому... Не противилась, пока не появился тот пострел черноволосый.
На этом Хрум замолчал, но Чеслава интересовал еще один вопрос:
— Что ж ты сразу про то не поведал?
— А чего девку по округе славить? Ей еще жить да пару искать. А то, что чужак ей глянулся, так это блажь девичья, и незачем про то славу по ветру пускать. — Хрум явно давал понять, что хотел бы сохранить разговор их в тайне. — Да и не имеет все то, что приключилось у нас, касательства к гибели чужаков в ваших краях, сам видишь. Горяй из городища не отлучался, за то ручаться могу. — И, уже встав с бревна, добавил: — Не думаю, что поведанное мною очень уж тебе пригодится и поможет в твоих исканиях, но пусть это будет хоть малой толикой благодарности за спасение чада моего. А теперь пойдем к люду нашему да разделим с ними празднество в твою честь.
Сказав это, Хрум дружелюбно хлопнул Чеслава по плечу, забыв или не ведая при этом, что там у парня рана, и отправился в сторону, где во всю полыхал костер и продолжалась веселая учта.
Чеслав, переждав, пока утихнет боль в плече, тоже поднялся, но уходить не спешил.