Ловля ветра

К Байкалу, сквозь дебри, уходят колонны.
Мелькают вдали то изба, то погост.
И снег застывает на наших погонах
Цепочкой нежданных серебряных звезд.

«Мы будем в Иркутске!» — сказал вчера Каппель,

И мы прохрипели три раза «Ура!».
Да только нога разболелась некстати,
И холод — считай, минус тридцать с утра.

Стоят одиноко дорожные вехи,

Лишь сосны кивают солдатам в пути…
Кто там в Нижнеудинске? Наши ли? Чехи?
Как встретят? А хватит ли силы дойти?

Сегодня сказали — Колчак арестован.

За понюшку продал Иуда-Жанен.
Похоже, всем нам общий крест уготован,
Ведь «черных гусар» не берут они в плен.

От роты остался пустяк — только двое.

Сто десять штыков — наш отчаянный полк.
В промерзлой земле мы могилы не роем —
Друзья нам простят, что не отдали долг.

А вспомнят ли нас, как мы здесь замерзали,

Как гибли в проклятом таежном кольце?
А ночью все снятся знакомые дали,
И мама встречает на старом крыльце…

1977

Эмигрантская "Станица"

Затихли за морем российские звоны.
Кругом заграница, и нечего жрать.
Пропал наш Голицын — он грузит вагоны.
Ушел Оболенский в шантан танцевать.

Кем стали вы нынче, друзья боевые?

На что променяли гвардейский свой дух?
Поручик Голицын берет чаевые,
Корнет Оболенский ласкает старух.

Союзнички лижут зады комиссарам,

А нам нет покоя ни ночью, ни днем.
И только на праздник берем мы гитару
И в бешенстве пьяном «Станицу» поем:

"Четвертые сутки пылает станица,

Потеет дождями донская весна.
Раздайте бокалы, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина."

1985

Надпись на книге

В тиши тисненой переплета,
Как средь кладбищенских оград,
Давно уже не сводят счеты,
Давно не требуют наград.

Но память славных и бесславных

Роняет отблеск на листы,
Давно уж пред судьбою равных,
Давно оставивших посты.

Они друг друга убивали,

В крови неправый суд творя,
А тех, кто выжил, ожидали
Чужбина, ссылка, лагеря.

Как их закончились минуты,

Кто был, кто не был погребен?..
Печальный очерк русской Смуты,
Чреда ушедших вдаль имен.

1988

* * *

Он стать Петром стремился,
Но в чем-то был изъян —
Петр новый не родился,
Родился царь Иван.

Он Грозным был и Лютым,

Безжалостным — к своим.
И целых два Малюты
Стояли рядом с ним.

Он лихо брал Казани,

Хитер был и умен.
И Курбские бежали
От страха за кордон.

Сильвестров, Адашевых

Малютам отдавал,
А всяческих Грязновых
На диво всем прощал.

Бессмертным быть стремился

И умер средь грехов.
А следом воцарился
Никита Годунов.

1979

Боливийский дневник