Ловцы человеков

– Ну зачем? – отмахнулся одинокий охранник, – Мне так даже и не по себе там находиться. Лежишь на травке, а под тобой не мертвые, а живые в земле… Затаились! Настоятель собора в райцентре сюда приезжал, пробовал говорить с ними вон через трубу. Заблудшие, говорит, вы, вспомните, от какой благодати божьей вы отвернулись – солнышко светит, птички чивкают… А оттуда кричит кто-то: какая у вас, толстых попов, благодать? А он и не толстый вовсе, просто голосом силен, распелся на службах. Так и уехал ни с чем. А начнешь с ними дольше говорить – крикнут, что с собой покончат, если не прекратишь смущать. Так что мы и дежурим, чтобы кто-нибудь их до такого не довел.

Но пропустить к этой трубе одного человека при условии, что тот не будет «смущать» сидельцев, он согласился.

Высокая трава, еще не зачерствевшая под льющимся с неба потоком жары, волнами спускается к низу оврага, где ручей размывает подпрудившие его кучи свежей земли, добытые трудниками из склона. В траве – почти невидимые в ней уходящие в землю трубы: одна цементно-асбестовая, снятая с какой-то крыши, еще со следами печной сажи внутри, метрах в десяти от нее другая такая же. А подальше – прямоугольные трубы, сколоченные из старых досок, и даже треугольные. Ниже их по склону – сам маленький вход, заколоченный изнутри досками и заваленный землей.

– Вон из этой трубы дымок время от времени идет: тут у них какой-то очажок, – шепотом объяснял Игорю капитан, крадучись ступая по протоптанной между трубами тропке. – А говорили с ними вон через эту трубу – тут у них дежурство налажено, что ли. Вода у них там, видать, есть. А вот как без солнышка-то?

После того, как милиционер вернулся от подземного храма, оставив там по его просьбе своего спутника, Владимир достал из машины раскладной стол и стульчики, предложил стражу порядка присесть. Достали привезенный с собой термос. Несмотря на длинные дни, ветер был совершенно не по-летнему подстегивающим. По небу неслись обрывки туч вперемешку с лохмотьями сизых облаков. Вымахавшая трава струилась тоскливыми волнами под болезненным дыханием ветра.

Прошел час-другой. Беседующие за столом время от времени поглядывали на сидящего в сотне метров от них Игоря. Тот не менял позы, словно сосредоточившийся на молитве.

– Пора бы вам уже отчаливать. Я скоро устраиваться на ночевку буду, мы по утрам сменяемся, – сказал капитан, глядя на собирающееся нырнуть за верхушки леса солнце, раскрасневшееся к закату, словно устыдившееся всего, что повидало за день. – Утром новый пастух к ним приедет.

– Да, был пастырь – стал пастух… – задумчиво произнес Антон.

– Палатка у меня с входами с двух сторон, – показал старую брезентовую палатку страж порядка, доставая ее из машины и раскидывая по земле.

– Чтобы любовницу через второй вход в кусты спровадить, когда жена застукает?

– Нет, второй ход неумышленно появился, – усмехнулся милиционер. – Неделю назад на рыбалке лег подремать и, видимо, не до конца молнию на входе застегнул. На утре просыпаюсь, глаза открываю – на груди змеища огромная пригрелась натурально, клубком свернулась. Сон тут быстро прошел, смахнул я ее руками в ноги, она там как замечется! Я нож с пояса выхватил, располосовал палатку с другого конца и в прореху-то выскочил. Орал я тогда при подъеме – нет ли, не помню, но охрип, однако. А змеюка удрала, я даже не рассмотрел в палатке – может, это не гадюка, а уж был? А на прореху я потом дома вторую молнию пришил. Да, неудачная рыбалка была, еще и ворона сразу после этого спиннинг в реку утащила…

– Что, вынырнула и выхватила?

– Хуже! Пришел тогда в себя, взял спиннинг, иду по берегу и вижу: стая ворон толстенных какую-то падаль расклевывает. Увлеклись, каркают, меня не видят. Я подкрался, как закину сдуру-то блесну в самую стаю да подсеку! Одну и зацепил за лапу. Взлетела она, да как завопит, да как пошла рваться. У меня удилище в дугу, вот, думаю, совсем как щучища огромная на леске ходит, только по воздуху! Засмотрелся я на ее высший пилотаж, удовольствие от вываживания получаю, а стая-то в атаку пошла. Кружат вместе с этой «рыбиной» надо мной, перекаркиваются, пикируют чуть не на голову по очереди! Я отмахиваюсь одной рукой, подмотать леску не успеваю. Одна сзади спикировала, да прямо в ухо как прокричит какое-то ругательство воронье, я тут и спиннинг выпустил. Подхватить не успел – ворона его враз в реку затащила, а там теченьем леску придавило – она и откаркалась, потонула.

Владимир напрягся, вглядываясь в сторону Игоря. Тот склонился к трубе, рядом с которой сидел, и было похоже но то, что он разговаривает. Владимир встал, направился в сторону подземного храма.

Тишина летнего вечера еще чуть позванивала последними отголосками недавней самой смутно-радостной в году поры торжества жизни. Той поры, когда в первые майские ночи устоявшегося на земле тепла все невесть откуда взявшееся живое трепещет от восторга перед своей возможностью снова победить смерть, дав потомство, и перед рассветом торжество это разливается всюду грохочущим птичьим хором.