Переступив порог, Александр цепким хозяйским взглядом окинул комнату. Возле камина лежала новая охапка дров. Облегченно выдохнув, он, в меру своих сил, поспешил заново затопить очаг. После, удобно разместившись в кресле и удовлетворенно поглядывая на занимающиеся огнем поленья, Александр позволил себе погрузиться во вновь обретенные воспоминания. Ему стало страшно, впервые за очень долгое время по-настоящему страшно. Это был не привычный страх перед вечным одиночеством или причудливыми кошмарами воспаленного воображения. Нет, это был первобытный глубокий ужас перед тем, что уже произошло, послужило отправной точкой в его личной трагедии и сейчас грозным мечом висело над головой. Сейчас ему малодушно хотелось отказаться от щедрого дара свой памяти и снова все забыть. Правда, это длилось лишь несколько мгновений. Вскоре, приступ трусости отступил.
Его снова окружила темнота и сырость пещеры. Вот впереди стоит маленькая Дина, едва освещаемая светом фонаря. У нее в руках – шелковой, практически живой массой – цветы, затянутые нежной ленточкой. Девочка улыбается. А потом…
Он будто заново переживал те мгновения страха и боли. Непередаваемый ужас и панику. Наверное, так чувствуют себя младенцы в утробе матери перед появлением на свет – страшная тоска и стремление к свободе, избавлению от непереносимого душного плена. А потом сладостное чувство облегчения, словно короткая передышка перед новым испытанием – переходом в незнакомое опасное и чужое измерение – наш мир.
Александр помнил, как он лежал и отчего-то плакал. Может от боли? Было так жарко, все тело горело огнем. Ему срочно нужно охладиться. И этот свет, ослепительно яркий, режущий. Так хотелось куда-нибудь спрятаться от него, а еще от нарастающего гула, словно рой пчел кружит над головой. Скорее закрыть глаза покрепче, спрятаться и забыться. Уйти туда, где спокойно и тихо. Тогда ему почему-то вспомнился дедушка Дины и его сказки. Вот, где хорошо и спокойно. Там не будет ни боли, ни шума, там не будет ничего, только прохлада и покой. Перед глазами хороводом замелькали красочные смелые рисунки Дины, будто она листала перед ним свой альбом.
«Нет! Слишком ярко! Нужно что-нибудь более мягкое и прохладное. Кто-нибудь, приглушите цвет. Как же болит голова».
Постепенно шум стал отступать. На его место пришла тишина. Александру казалось, что он плывет и качается в воздухе. Так приятно, почти безмятежно. Страх еще сжимал грудь, но это уже был не тот отчаянный ужас, а лишь его отголоски, медленно рассеивающиеся в пространстве. Он, как и боль уплывал все дальше за пределы досягаемости. А может быть, это сам Александр стремительно отдалялся прочь.
Наступил блаженный долгожданный покой. Он длился невообразимо долго, но все равно впоследствии оказался слишком коротким. Почему-то все прекрасное имеет обыкновение обрываться на самой высокой ноте без продолжения, часто оставляя после себя лишь легкое послевкусие пережитого счастья, быстро сменяющееся на горечь утраты.
Александр не знал, сколько времени он провел в своей собственной нирване. Сначала в его абсолютное безмыслие тонкими струйками примешались новые ощущения – понимание произошедших перемен и самоопределение себя как отдельного одушевленного тела. А потом пришел холод, по-настоящему серьезный и цепкий, как зимой. Мороз все глубже заползал под одежду, и лежать без движения становилось все сложнее. Тяжесть, до этого сковывавшая все члены, отступала. Александр понял, что может, а главное – должен встать. Он осторожно попробовал пошевелиться. Обнаружив, что боль совсем прошла, медленно сел и открыл глаза. В них отражалась целая гамма чувств, которую вскоре погасило волной долгожданного спокойствия. И все, что было до, ушло вместе в ней. Александр словно резко проснулся после тяжелого кошмара и сразу позабыл его, как это обычно и бывает.
В голове стало пусто и легко. Все тревоги разом покинули его. Он был… кем-то. Но кем же? Просто Человеком. Без имени, без прошлого, без всего. Перед ним абсолютно чистый лист. И это было чудесное ощущение.
Вокруг раскинулась странная незнакомая местность. Александр огляделся. Перед ним простиралось огромное поле осенней пожелтевшей травы. Взгляд, неопределенно блуждающий вдоль нее, то и дело натыкался на стены из плотного густого тумана, со всех концов окружающие пространство. Но с одной стороны Александр все же смог уловить размытые очертания чего-то большого и темного, возвышавшегося, словно гора, далеко впереди над золотистым растительным океаном. Решив, что терять ему все равно уже нечего, и немного удивляясь собственному хладнокровию и спокойствию, он встал и побрел навстречу своему новому пристанищу. Туман, подобно хищнику смыкался за его спиной, отрезая обратный путь. И вскоре дороги назад совсем не осталось, ее поглотил белый мрак.