С какой же ловкостью Харитон втерся ко мне в доверие и уговорил сотворить ужасные смертоубийства! Словно одурманил меня — слепо исполнял я волю этого туземца, как безвольная кукла был в руках его. Мучимый беспрестанными явлениями покойницы Светланы, согласился я на такой страшный грех, в коем даже самому себе сознаюсь теперь с немалым содроганием. Подумать только — спокойный сон был куплен ценою невинно убиенных младенцев. Вечный позор на мою голову. Сейчас полагаю, что кормилица вовсе не мучить меня приходила — напротив, являлась предвестницей надвигающейся трагедии. Увы, тогда я не понял этого.
А после, когда волк-людоед принялся резать детей — не всех без разбора, а исключительно годовалых мальчиков… Разве не мог я догадаться, что подобная избирательность происходит от нашего с Харитоном уговора? Мог, и даже обязан был! Но не захотел ввязываться в дело сие. Не было у меня желания признавать, что убийца — не зверь лесной, дикий, а рядом обитающее существо. Делящее стол и кров со мной.
Следователь петербургский тоже ничего не заподозрил. Но ему простительно — не знал он всей предыстории, не ведал о том, о чем я был хорошо осведомлен. Слишком хорошо, чтобы допускать бездействие, кое продолжалось в имении почти месяц. Теперь вот, когда перевертень раскрыт, я послал на его поимку лучших охотников. Однако неделя на исходе, а изловить чудище до сей поры не удалось. Следователь отбыл в столицу, наказав дожидаться решения высочайшей комиссии по сему непростому делу. Но я чувствую, что медлить нельзя — надобно применять более решительные меры. Без сомнения, в том, что случилось, есть моя прямая вина. Ошибка требует исправления!