Олигарх подал знак матросам. Один из них начал бить деревянной дубинкой по голове марлина, чтобы пробить ему череп. Неожиданно на коже огромной рыбы появились синие круги, которые быстро увеличивались в размерах, и скоро все ее тело засветилась серебристо-синим цветом. Жизненная энергия покидала умирающий организм, излучая свет неограниченной свободы, – марлин навсегда прощался с родной стихией. Через некоторое время эта синева погасла, рассеявшись в окружающем нас пространстве, и волшебный странник морских просторов превратился в обычную мертвую рыбу.
Отказываться от виски на обратном пути я не стал. Хасанов и Эстер оживленно смеялись, обсуждая прошедшую охоту. Когда катер занял свое место в трюме, олигарх предложил женщине свою руку, чтобы подняться с кресла, и я заметил, что пальчики Эстер задержались в ладони Хасанова чуть дольше, чем этого требовали приличия.
Все шло, как и задумано, но после рыбалки в моей душе остался неприятный осадок.
Я спросил у Эстер, не трогала ли она мою фотокамеру. Получив отрицательный ответ, я задумался. Было маловероятно, что я сам, по недомыслию, или рассеянности, удалил из камеры эти фотографии. Таким образом, оставался лишь один человек, который мог сделать это, – Мильчин.
Вот ведь сволочь! – я вспомнил, как злобно смотрел на меня толстяк, после того, как я сделал эти снимки. Вероятно, он проник в нашу каюту, пока Хасанов показывал яхту. Со стороны Мильчина такие действия выглядели не слишком умными, ведь они могли подчеркнуть возникшие у меня подозрения. С другой стороны, он мог рассчитывать на то, что успешно ликвидировал улики, полагая, что я не успел скопировать результаты своей съемки за такой короткий срок.
Тут толстяк ошибался. Эстер предала копии фотографий Мише в то время, когда «милый Лео» накачивался медовым ромом. Сама пропажа снимков из камеры была бы сущим пустяком, если бы это не обозначало, что Мильчин в чем-то подозревает меня.
Но в чем, и делился ли он своими мыслями с хозяином? – по дороге в столовую, я высказал свои соображения Эстер, но она не слишком встревожилась этим:
– Скорее всего, слежка за нами входит в круг его обязанностей, – заявила моя спутница, – думаю, что он следит за всеми гостями, которые бывают на яхте, поэтому не стоит обращать на действия толстяка никакого внимания. Не думаю, что он заметил за нами что-то большее, чем любовь к фотографии!
Мне так не казалось, но в тот момент Эстер была абсолютно права. К сожалению, многое в жизни зависит от случайностей, и позднее выяснилось, что дурные предчувствия меня не обманули, просто все произошло совсем не так, как я мог предполагать.
Утром мы прибыли в Гибралтар. Эстер захотела осмотреть этот крошечный осколок Британской империи, и Хасанов вызвался быть ее гидом. Мне тоже хотелось на берег, но обстоятельства требовали, чтобы «милая Лаура» и олигарх смогли побыть наедине. Не придумав ничего лучшего, я сослался на то, что растянул руку во время рыбалки, и остался на яхте.
Я поднялся наверх. Мильчина в салоне не было, а возле бассейна загорала на солнце скучающая Ольга. Будучи уверенной в своей безопасности, девушка сбросила купальник, и загорала, лежа на спине. Рядом с ней стоял пустой стакан. Надо отметить, что обнаженная фигура девушки была безукоризненной.
Моя тень легла на ее лицо, и Ольга распахнула густо накрашенные ресницы. Насмешливый взгляд девушки сочетался с любопытством, она явно скучала.
–
– Я хотел искупаться, не помешаю вам? – по-английски спросил я
– Нет, пожалуйста, не помешайте мне! – язык Шекспира давался девушке неважно.
Бассейн был достаточно глубоким, чтобы нырять, но несколько маловат для пловца. Наскоро окунувшись, я присел на одно из кресел.
– Жарко, – сказал я, – хотите, я принесу вам холодную выпивку?
– Джин, и побольше льда с тоником!
Я принес запотевший бокал с джином, и стаканчик с яблочным соком для себя.
– Да, Питер. Еще коктейль? – спросил я, глядя на быстро опустевший стакан Ольги.
– Большую бутылку? – переспросил я, изобразив удивление.