Ловушка для папы

Петриоро и в голову не пришло не подчиниться. Голос у собеседника оказался настолько властный и требовательный, что он без разговоров взвалил на плечо мешок с разделанной козой и поплёлся к пещере.

У входа, как всегда, дежурили двое лучников. Они удивлённо посмотрели на родича, потом перевели взгляд на идущего следом Марата.

– Он хочет лечить Бенехаро, – пожал плечами молодой человек.

Сам-то он понимал, что после рубленой раны бедра долго не живут. Сначала ушло слишком много крови, а сейчас нога вождя распухла, и он не мог даже встать. Чужак бесцеремонно растолкал толпившихся у постели родичей и осмотрел рану. Потом воткнул что-то в плечо больному. Зачем он это делает? Болит-то не плечо, болит нога. Но нет, в ногу Марат тоже несколько раз уколол. После чего достал из сумки маленький ножик и долго ковырялся в открытой, кровоточащей ране. Странно, но Бенехаро при этом не издал ни звука. Вот это у вождя выдержка! Сам бы Петриоро в этом случае орал в полный голос. А тот только тихо разговаривает с лекарем. А потом Марат достал обычные нитки и просто зашил рану! Как дыру на рубашке! Но ведь это не одежда, это живой человек. Ну, хоть завязал в конце белыми полосками, и то правильно. А Бенехаро стал дышать по-другому. Ровнее, спокойнее. И глаза уже не мутные. Вон, говорит о чём-то с чужаком.

– Петриоро!

Парень не сразу понял, что вождь зовёт именно его. Он даже оглянулся, прежде, чем тронулся с места и подошёл к ложу.

– Я прошу тебя, скажи главе своего рода, что я приглашаю его на разговор. Заодно отнесёшь домой свою ношу.

Петриоро даже забыл, что на плече у него мешок с мясом. Он кивнул, и направился наружу. У самого выхода из пещеры стоял чужой лекарь. В его руке был зажат маленький чёрный камень. И в этот камень он что-то говорил на своём непонятном языке. Когда молодой человек уже прошёл, Марат ухватил его за рукав и притянул к себе.

– Смотри, – предложил он и протянул палец в небо.

Петриоро глянул на прикрывающие солнце облака и сначала не понял, что ему хотят показать. Наконец, одно облако отделилось от общей группы и приблизилось к острову. Неправильное какое-то облако, слишком ровное. Парень непроизвольно представил, на что оно похоже. Обычно, тучи походили, где на сидящего человека, где на птицу. Но это облако мало того, что двигалось против ветра, оно ещё и напомнило молодому человеку детство, когда они с мальчишками засыпали в сушёные бараньи кишки сухой горох, потом надували их и дрались, громыхая на всю округу. Вот и туча была длинной, ровной, будто её специально надули.

Непослушное облако повернуло к кастильскому порту, где стояли целых три ненавистных корабля. Стояли. Потому что, когда странная штука с ними поравнялась, на каждом прогремел взрыв. Не прошло и пяти минут, как из воды торчали лишь верхушки мачт. Петриоро на мгновение даже показалось, что неведомый великан, достающий головой до самых звёзд, взял эту огромную надутую кишку и лупил корабли прямо по мачтам, как по головам. Молодой человек удивлённо посмотрел на Марата.

– Я пообещал Бенехаро, что мы поможем вам прогнать чужаков, – пожал плечами тот.

Глава 14 Бойня при Гуанахани

Алонсо Пинсон сидел в единственном затрапезном трактире нищей рыбацкой деревни Синиш. Перед ним на столе возвышалась одинокая бутылка кислого местного вина, а рядом с ней тарелка, полная обглоданных рёбер. Ещё две такие же бутылки унесли шустрые половые девушки. Чуть правее тарелки лежал листок серой, рыхловатой бумаги, другой у трактирщика не нашлось, и треснутая чернильница, на которую опиралось очинённым концом гусиное перо. Капитан сделал ещё один глоток прямо из горлышка, не заморачиваясь посредством сиротливо стоящей рядом глиняной кружки, вздохнул, и, громыхая пустой тарелкой по стыкам досок стола, поменял посуду на писчие принадлежности.

Первые строки уже чернели на листе и теперь следовало продумать, что писать дальше. Ошибаться было никак нельзя, потому что бумага стоила недёшево, а денег у Алонсо почти не осталось. Он привычно закусил кончик пера и перечитал начало письма.

«Добрый мой дядя. Повествование своё начинаю, мучим смятением и страхом, ибо то, что видел я, ничем иным, кроме происков врага человеческого быть не может. Молю Господа, чтобы не оставил меня, и всех, ходивших со мной в несчастливый поход сей.

Вышли мы в сентябре, после празднования Рождества Девы Марии, что большинство из нас считали залогом успешного плавания. О, знали бы они тогда, насколько ошибутся, уверен, все, как один, остались бы дома.

Адмирал наш, граф Армандо де Граухада и Кордоба, взял меня шкипером флагманского корабля, как человека, который уже ходил в эти забытые Господом земли. Я принял под командование каракку „Святая Троица Севильская“. На ней же занял адмиральскую каюту и сам граф Армандо.