Ловушка для папы

– Всем судам лечь на курс норд-норд-ост и следовать двести пятьдесят лиг до полосы пассатов, далее повернуть ост и возвращаться в Европу, – на весь океан проревел проклятый демон. – Даю час времени на смену курса, в противном случае буду вынужден всех уничтожить.»

Пинсона в очередной раз передёрнуло от воспоминаний. Что началось после этих слов на борту, описать невозможно. Рыцари чуть ли не лезли через фальшборт, чтобы вплавь добраться до наглеца и лично его проучить. Шум стоял такой, что слышно было, наверное, даже на Канарских островах. Но дикарский корабль спокойно дрейфовал на правом траверзе флагмана, не обращая никакого внимания на поведение конкистадоров. Наконец, капитан каракки «Принципе де Андалузас» не выдержал. Правый борт окутался дымом и через секунду до Алонсо донёсся слаженный залп. Пушки выстрелили не менее, чем с трёх сотен саженей, поэтому неудивительно, что только два ядра попали по чужому кораблю. Они одновременно ударили в борт чуть выше ватерлинии, но не пробили его и лишь отскочили в море с таким звуком, будто кто дёрнул язык огромного колокола.

Пинсон уже слышал этот звук. Когда он запустил ядро в плотик, встретивший их прошлую экспедицию, тот тоже ответил звоном. Он тогда удивился, но смог представить себе полностью железную лодку. Но железный корабль…

Это сколько же кузнецов должны были над ним трудиться? И железо. Где взять такое количество? Это же не меньше десяти тысяч пудов. А главное, какое чудо держит железяку на волнах, не давая ей, как положено, опуститься в пучину? Но дьявольское судно игнорировало любую логику и спокойно дрейфовало возле «Санта Тринидад да Севилья». Двойное попадание не оказало никакого действия на остойчивость. А сам выпад каракки, как оказалось, возымел действие.

За кормой железного корабля вскипели буруны воды, он споро развернулся, напрочь игнорируя направление ветра, и направился к обидчику. «Принц Андалузский» почуял неладное и, желая избежать встречи, начал забираться на ветер, но безуспешно. Дьявольское судно, несмотря на полный левентик, за две минуты достигло обидчика. При этом оно прошло всего в сотне саженей от флагмана, и Пинсон даже успел записать его название, написанное на борту непривычными, не европейскими буквами: «ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ».

Выстрел прозвучал, когда до удирающей каракки оставалось несколько сот саженей, и сам Алонсо не отдал бы приказа стрелять с такого расстояния, чтобы не тратить ядра зря. Но одна из кулеврин над железным бортом бодро крутанулась в направлении цели, гулко хлопнуло, но дым из дула не вышел. Пинсон даже решил, что никто не стрелял, а адский сторож лишь пугнул наглеца. Но через мгновение каракка вспухла, сквозь неё, как свет свечи сквозь тонкую ткань, стало видно пламя, после чего «Принц Андалузский» перестал существовать. Не слышно было даже криков тонущих, никто не цеплялся за обломки, в которые превратился не старый ещё корабль.

– Час прошёл! – прогремел нечеловеческий голос в абсолютной тишине.

И вслед за этим началось настоящее избиение. «ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ» даже не утруждал себя маневрированием. Он просто чуть подворачивался в нужном направлении, не озаботившись галсом, а дальше всё делали две кулеврины на вращающихся лафетах. С квартердека железного судна с невиданной частотой, не реже пяти раз в минуту, срывались дымные полосы. Одного такого попадания вполне хватало, чтобы разорвать любой корабль в клочки, как детскую игрушку. И ни в кого дьявольскому палачу не пришлось стрелять дважды. Кастильские суда и не пытались выстроиться в линию, чтобы дать отпор нечеловеческой силе неведомого корабля.

Некоторые идущие в арьергарде торговые нефы, несущие в этом плавании вместо товаров войска, предприняли отчаянные попытки уйти, но, увы, безуспешно. Безопасная смена курса из походного строя шла через оверштаг, чего ни один купец с их куцыми прямыми полотнищами сделать, понятное дело, не мог. У некоторых паруса тут же заполоскали на реях, как бесполезные тряпки. Те же несчастные, кто рискнул уйти бакштаг, вынуждены были сцепиться такелажем с соседями и сразу же сбились в кучу и потеряли ход. Над волнами стояли хлопки потерявших ветер парусов и непрерывные многоголосые крики, прерываемые потусторонним воем дымных полос, несущихся с бортов железного палача. Взрывы гремели в течение получаса, пока, наконец, на волнах не остался один лишь флагман.