Ловушка для простака

Бок о бок, как два мирных обывателя, решивших прогуляться перед сном, они спустились к Зеебрюке. Все вокруг уже окутывала ночная мгла, и тишину нарушил лишь тихий плеск воды, колеблемой легким ветерком. На остановке они расстались, и полицейский пропустил спутника вперед. Мужчины решили не показываться вместе – Мина могла бы струсить и убежать. Наконец, сочтя, что Людовик уже добрался до места свидания, Франц тихонько пошел следом. Пройдя вдоль ярко освещенного фасада пристани, он скользнул в сторону набережной Инзелин, снова немного подождал и, спрятавшись в густой тени, стал наблюдать, не появится ли кто в округе. Но за Сенталло явно никто не следил. Набережная оставалась пустынной. Вертретер быстро пересек открытое пространство и углубился в парк. Вдалеке, у вольера, маячил силуэт Людовика. Десять часов еще не пробило, и полицейский решил свернуть налево – к другому входу в парк и проверить, одна ли Мина придет на свидание. Но и там Франц не увидел даже кошки. Очевидно, ночная прохлада не особенно привлекала влюбленных, и сентиментальным прогулкам на воздухе они предпочли духоту кинотеатров.

Сначала Людовик пытался стоять неподвижно, но очень скоро холод заставил его бродить вдоль вольера. Каждый удар часов, падавший на город с башен и колоколен, долго отдавался у него в груди. Мина не шла. Теперь каждая минута тянулась бесконечно долго. В четверть одиннадцатого его уверенность пошатнулась. В половине Сенталло уже не верил, что его возлюбленная придет, а, наоборот, опасался появления Вертретера – Франц ведь, как пить дать, будет насмешничать. Неужели полицейский все-таки прав и Мина только посмеялась над ним? Около одиннадцати часов Людовик уловил чуть слышное эхо шагов. Вопреки рассудку, он стал напряженно вслушиваться, но быстро понял, что приближается мужчина. Из темноты выскользнул Франц.

– Ну?

– Ее нет…

– Знаю… я мерз в другом конце парка и несколько раз подходил сюда незаметно для вас… Что ж, ладно! Остается лишь вернуться домой.

Людовик преисполнился к Вертретеру благодарности за то, что тот не стал ни иронизировать, ни хвалиться своей правотой.

ГЛАВА VI

Понимая, как тяжело на душе у Сенталло, Вертретеры решили не будить его утром. Поэтому Людовик проснулся лишь около полудня. Франц давно ушел на работу, а Эдит готовила обед. Увидев покрасневшие веки и искаженное страданием лицо молодого человека, она поспешила навстречу.

– Франц мне все рассказал. Держитесь. Я-то знаю, что чувствуешь в такие минуты. Кажется, будто всему конец, но потом хочешь – не хочешь, а жизнь продолжается. Вы забудете свою Мину.

– Какой же я идиот, что поверил ей!

– Да нет же, это вполне естественно! Нельзя не верить тем, кого любишь. Я ведь тоже полностью доверяла Антону.

– Вы чудесная девушка, Эдит!…

– Уж не вздумалось ли вам, случайно, за мной поухаживать? – шутливо заметила она, стараясь скрыть смущение. – Может, я, как вы уверяете, и чудесная девушка, но и вы, между прочим, на редкость славный малый. Обоим нам не повезло, но, согласитесь, мне все-таки больше!

– Из-за Курта?

– Ну да, из-за Курта… Но какой смысл хныкать и проклинать судьбу, Людовик? Никогда нельзя сдаваться. Вот мой брат не впадает в уныние. Франц готов перекопать весь город, лишь бы разыскать эту девушку, и я очень удивлюсь, если у него ничего не выйдет. Стоит Францу чего-нибудь всерьез захотеть – и он лишь в редчайших случаях не добивается своего, а как только поймает девушку – та наверняка заговорит. Ладно, как бы то ни было, сегодня суббота, и потому я оставляю вас вдвоем. В три часа я сяду в экспресс на Этценерлен и, таким образом, проведу воскресенье вместе с матерью и малышом. Надеюсь, вы в состоянии что-нибудь состряпать себе на ужин? Завтра сходите в ресторан, а я в понедельник утром вернусь.

– Поцелуйте от меня Курта и скажите, что я непременно навещу его в ближайшие дни.

Франц не вернулся к обеду, и Эдит, позвонив на Обергрюндштрассе, выяснила, что инспектор куда-то вышел. Молодой женщине не хотелось уезжать, не повидав брата, тем более что у него, возможно, были какие-то поручения для матери, но ждать дольше она не могла: днем на Этценерлен уходят всего два автобуса-экспресса, и пятнадцатичасовой – последний. Эдит поручила Людовику все объяснить брату и, нагруженная сумками, повернулась к выходу. Сенталло удивился, заметив, что молодая женщина не взяла с собой ни конфет, ни игрушек для Курта, на что та сурово возразила, что не считает нужным баловать сына и приучать к тому, что потом сделает его жизнь еще горше.

– Видите ли, Людовик, – проговорила на прощание своим чудесным грудным голосом Эдит, – ужасно не столько то, что нам самим приходится жестоко расплачиваться за когда-то совершенные ошибки, а что вместе с нами страдают другие, невинные жертвы.