Ловушка для простака

– Чертовски рад! Я никогда по-настоящему не верил в вашу виновность.

– Спасибо.

– Клянусь вам, это правда! Мне не раз случалось говорить тутошним дамам и господам: «Я хорошо знаю Людовика Сенталло и, нравится вам это или нет, но не может быть, чтобы он вдруг превратился в гангстера. Во-первых, я бы это заметил – мы ж чуть не каждый день с ним болтали. Господин Сенталло – славный малый, а вы ему причинили немало огорчений. Думаете, бандит стал бы терпеть все, что вы с ним выделывали?» Но вы же знаете людей! Ничего не желают понимать, и потом, честно говоря, я думаю, в глубине души им льстило, что у них такой знаменитый коллега. Ну, понимаете, чтобы похвастаться перед знакомыми! Так вы хотите видеть господина Шмиттера?

– Да, это доставило бы мне большое удовольствие.

– Так я позвоню напрямую – нечего тревожить телефонистку, а то она, чего доброго, весь банк переполошит!

Теперь, когда первые волнения миновали, швейцар снова преисполнился ощущением собственной значимости, тем более, что ему предстояло выполнить такое важное поручение. С самым торжественным видом он поднял трубку и сообщил секретарше Энрико Шмиттера, что он должен сообщить ее шефу нечто сугубо конфиденциальное, а потому настоятельно просит ее не подслушивать, когда господин Шмиттер подойдет к телефону, и таким образом соблюсти элементарные правила вежливости и такта. Паула Келлер, секретарша управляющего персоналом, услышав подобные, совершенно излишние, на ее взгляд, рекомендации, выложила Эрни все, что о нем думает, а тот внутренне ликовал – все пятнадцать лет их знакомства он терпеть не мог Паулу. Вдруг насмешливое выражение исчезло с лица швейцара, и по тому, как почтительно он вытянулся, Сенталло понял, что господин Шмиттер снял трубку. Людовику очень хотелось бы знать, что говорит управляющий, но волей-неволей приходилось довольствоваться ответами Дюбака.

– Ну, конечно, естественно, господин директор… Вы же понимаете, я бы никогда не позволил себе… Вас хочет видеть один молодой человек, и мне показалось разумным отвести его к себе в швейцарскую, чтобы не тревожить персонал… Понимаете, дело в том, что это Людовик Сенталло, господин директор… Да, он тут, рядом со мной… Да, прекрасно, господин директор… Выглядит отлично, я бы сказал, в блестящей форме… да, очень раскован… и даже любезен… короче, совсем, как прежде, до своего несчастья… Да-да, господин директор, вы можете положиться на меня! Максимум такта и деликатности… маленькая дверь сзади… лестница «Цэ»… К вашим услугам, господин директор…

Когда Дюбак вешал трубку, по его довольному лицу можно было вообразить, будто они с Энрико Шмиттером – старые друзья. С чуть-чуть снисходительным видом он повернулся к Людовику.

– Господин Шмиттер примет вас, но нам придется соблюсти некоторые предосторожности. Надеюсь, вы сами понимаете… Так что не угодно ли следовать за мной?

Они вместе вышли из банка и, обогнув здание, по Фриденштрассе подошли к двери, предназначенной специально для директората. Нельзя же допустить, чтобы начальство, приходя на работу, смешивалось с толпой служащих! Друг за другом Дюбак и Сенталло поднялись по довольно темной лестнице на три этажа, и на площадке четвертого швейцар тихонько постучал в дверь. Людовик услышал голос господина Шмиттера, и сердце у него учащенно забилось. Эрни распахнул дверь, пропуская посетителя, и поспешил вернуться на место, не сомневаясь, что значительно вырос во мнении управляющего персоналом.

Энрико Шмиттер встретил Сенталло с нескрываемым недовольством.

– Я удивлен, Людовик, что, невзирая на мои рекомендации, ты все же пришел в банк… а ведь я тебе объяснил…

Но Сенталло перебил управляющего:

– Простите, господин директор, но то, что я должен вам сообщить, не терпит отлагательств…

– Вот как?

И Людовик рассказал обо всем, что с ним произошло с тех пор, как он вернулся в Люцерн, не забыв упомянуть о смерти Мины и Оттингера. Сенталло объяснил, что полиция сама ему помогает и он даже живет в доме инспектора Вертретера. Не удержавшись, молодой человек тут же нарисовал самый восторженный портрет Эдит Вертретер, так что на губах господина Шмиттера мелькнула улыбка. А когда Людовик наконец закончил рассказ, в глазах управляющего стояли слезы и, чтобы скрыть смущение, ему пришлось шумно высморкаться.

– Людовик, если все, что ты мне рассказал, – правда (а у меня нет никаких оснований сомневаться в твоих словах, тем более, что ты ссылаешься на вполне доступные источники), – могу честно признаться: это одно из самых счастливых известий в моей жизни! – заявил господин Шмиттер, справившись наконец с волнением. – Твоя реабилитация докажет, что я не ошибся, когда-то поверив в тебя! И с каким же безграничным удовольствием в свое время я оповещу об этом господ Линденманн!

– А ведь вы сами считали меня вором, не так ли, господин Шмиттер?

Управляющий персоналом смущенно отвел глаза.