Они с ассистенткой прошли мимо мужчины, играющего на трубе. Веселая музыка окутывала все вокруг тонким туманом. Несколько человек тут же пустились в пляс, кружа друг друга с тем искренним смехом, который бывает только в моменты истинной беззаботности. Но Рен знала, что под безмятежностью этой милой сцены скрывалась настоящая гниль.
Она моргнула и подошла к Леруа, отвернув голову в сторону, чтобы заглушить слова.
– Мы уже близко. Уверена, ты тоже чувствуешь запах.
Леруа кивнул, сканируя взглядом толпу. Дальше они следовали за запахом уже вместе. Ассистентка немного отстала, делая вид, что листает свой телефон. Глаза у Леруа были совсем дикие. Обычно он полностью контролировал свои эмоциональные реакции, и видеть в его броне неожиданную трещину для Рен было тяжело. Она сделала глубокий вдох и усилием воли заставила свой разум сосредоточиться.
– Такое ощущение, что у тебя глаза вот-вот выпадут из глазниц. Расслабься, – попросила Рен, потрясенная взглядом Леруа. Она тщательно стерла с собственного лица выражение отчаяния и попробовала снова. – Ищи мух.
– Мухи. На грязном музыкальном фестивале. Посреди лета. В Луизиане. Ясно.
– Мне напомнить тебе вкратце о привычках и повадках падальных мух?
– Ну уж нет. Я понял. Мы ищем огромную кучу мух.
Рен кивнула и перевела взгляд на толпу. Она быстро скользила взглядом из стороны в сторону, стараясь подмечать все, что видит.
Они с трудом пробрались через особенно густую толпу отдыхающих и приблизились к небольшой сцене. Впрочем, небольшой она была только по сравнению с огромной главной сценой. Деревянный фундамент ее давно потускнел, был истерт и изогнут – сказывались долгие летние выступления на жарком солнце. Сейчас на древнем полу сцены покачивался и притоптывал джазовый ансамбль, играющий энергичную мелодию. В воздухе танцевала музыка, дразня слушателей дерзким крещендо, чтобы затем взметнуться хаотичной волной звука. Послеполуденный свет солнца отражался от поднятых в воздух инструментов, заставляя трубы и саксофоны сиять, словно чистое золото. С левой стороны сцены, ближе к заднику, Рен заметила полупрозрачное черное облако. Стой Рен дальше от металлической ограды, отделяющей толпу от музыкантов, она бы не смогла его увидеть – и уж тем более, услышать.
Облако жужжало – словно гул тысячи пчел, опыляющих поле цветов. Вот только ничего пасторального здесь не было и быть не могло, и это были никакие не пчелы. Этих насекомых привлек суда куда как менее сладостный аромат: они предпочитали гнилостный запах разлагающейся плоти.
Не сводя глаз с жужжащих мух, копошащихся на подрагивающих деревянных досках, Рен схватила Леруа за рубашку и потянула. Он немедленно остановился.
– Что такое? – спросил он, не глядя.
– У сцены, с левой стороны, ближе к задней части.
Леруа посмотрел туда и коротко, рвано выдохнул.
– За мной.
Боком он протолкался к концу заграждения, туда, где на высоком деревянном табурете сидел охранник. Ногой он упирался в перекладину и рассеянно покачивал головой в такт музыке.
– Полиция Орлеанского округа, – негромко проговорил Леруа, наклонившись к его уху, и распахнул пиджак, чтобы незаметно продемонстрировать свой значок. Охранник скользнул по нему взглядом и кивнул. Леруа заглянул ему за плечо.
– Нам нужно проверить территорию сцены, но так, чтобы люди не начали паниковать. Можете помочь нам с этим, офицер?..
– Блюм, – представился молодой офицер. Он прочистил горло и выпрямился на табурете, затем провел рукой по своей покрытой щетиной щеке и положил ладонь на бедро. – Нет проблем, детектив. Проходите. Я останусь здесь и прослежу, чтобы все сохраняли спокойствие.
Леруа хлопнул его по плечу.
– Спасибо, мы очень это ценим. Пойдем, Мюллер.
Он махнул рукой Рен и ее ассистентке, и все втроем они обогнули сцену с левой стороны. Запах угадывался безошибочно. Вскоре они приблизились к облаку мух, и воздух стал густым и мутным. Ощущение было, словно ты вошел в другую реальность – реальность, наполненную смертью и разложением.
Рен опустилась на одно колено и вгляделась в пространство между досками – местами дерево подгнило, обнажая дыру. Под сценой было темно. Довольно быстро глаза Рен привыкли к этому полумраку, и тени сгустились в знакомые очертания фигуры. Скрюченное и неподвижное тело, лежащее практически под самым центром сцены, привлекало к себе кучу мух. Рен придвинулась ближе, и запах стал совершенно непереносимым.
– Можно как-то забраться под сцену? – Рен встала, подавив рвотный позыв.
– Сзади есть дверца.