— Тебе плохо? — всполошился Николаев. — Может, отдохнешь?
— Нет-нет. Через несколько дней в экскурсионном бюро какого-то небольшого городишки я купила недорогую путевку с двухнедельным — прикинь: пешим! — походом по тайге и обратным возвращением в лагерь по узкоколейке. Захотела экстрима — и получила его по полной программе. До сих пор вспоминаю подробности, словно это было вчера: неподъемный рюкзак с сухим пайком и палаткой, звездные ночи у костра, заброшенная в тайге крохотная деревушка на берегу речки с ледяной водой; там мы истопили чудную баньку после многодневного шатания по лесу. Да, кстати, банька во сне тоже была.
«А еще всплывает в памяти романтичный бородатый инструктор-проводник, который на меня совсем не обращал внимания», — подумала Мила.
И тогда она вознамерилась во что бы то ни стало влюбить его в себя. А как это сделать? Решила, что самый короткий путь до любви — через ненависть. Пошла, так сказать, ва-банк: как только углубились в тайгу, принялась изводить его капризами, отказывалась выполнять указания, шла за ним не гуськом, как вся группа, а неутомимо мчалась впереди инструктора, не только полностью игнорируя его главенство, но беся и поражая своей выносливостью.
У молодого синеглазого бородача осталось только два пути: или вернуться на базу и расписаться в собственной несостоятельности, или влюбиться без памяти в эту чертову стерву. Он выбрал второй. Любовниками они стали, как только вернулись на базу. Но тут же расстались. Бородач казался Миле интересным лишь в условиях тайги. А вот в ее великосветскую жизнь он совсем не вписывался.
— Никто не знает о моем небезопасном путешествии. Кроме тебя, конечно. Но ты ведь слово дал, что никому не выдашь меня? Дядюшке лучше не знать правды, это не для его беспокойного сердца. Я тогда наплела ему, что пряталась у подруги.
— Уговор дороже денег. Итак, это первый рассмотренный нами факт. Ты довольно долго пробыла в тайге и запомнила подробности, а потому и неудивительно, что она тебе снится. Это ведь не единственный твой сон про тайгу? Ты и раньше мысленно возвращалась туда?
— Да, — призналась Мила. — Но сны быстро забывались. Не то, что этот.
— Человек может видеть во сне и детство, и юность, и будущее. Что-то когда-то с ним уже происходило, что-то домыслило его подсознание, пока сознание дремало. А кое-что — и это называется вещим сном — предстоит еще испытать.
— Зачем?! — всполошилась Мила.
Она вдруг вспомнила разговор с дядюшкой, который в воспитательных целях собирался отправить ее в глушь. Но ведь это же только шутка. Он, значит, пошутил, а ей теперь расхлебывать?
— Ну, голубушка, кто узнает тайну сна, тот узнает тайну мозга, — важно заявил Николаев. — Подобное объяснение может быть ответом на твой вопрос о тайге?
— Не знаю. Не уверена. А как же тогда яблочный пирог?
— Что ж тут удивительного, если голодный видит во сне любимое лакомство?
— Все равно это было наяву, — упрямилась Мила.
— А ты реально представляешь, сколько нужно времени, чтобы добраться до тайги, побыть там какое-то время, затем благополучно вернуться назад, прямо в собственную постель?
— Если на вертолете, то за пару дней управиться можно, — почти шепотом произнесла Мила и снова подумала о дядюшке.
— А как насчет того, — не слушая ее, продолжал Николаев, — что, находясь в тайге, ты в это же самое время отплясывала на глазах у многочисленных гостей на вечеринке в честь дня рождения своей лучшей подруги Катерины? Причем вечеринку эту ты сама же для нее и устроила в качестве подарка. Гульбище продолжалось двое суток. Но самое захватывающее зрелище случилось после вечеринки. Когда ты неизвестно по какому поводу затеяла грандиозный скандал и избила Катерину, после чего тебя в невменяемом состоянии доставили домой. И как это ты только все успела?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — разозлилась Мила. — Не была я ни на какой вечеринке. В это время я находилась в тайге. И вообще, дядя Сема, что ты опять себе позволяешь?!
— Дорогая моя девочка, это не я говорю и не я себе позволяю. Об этом теперь пишет вся желтая пресса, причем со всеми подробностями, смакуя детали ссоры и последующей за ней драки. Половину они, конечно, сами придумали, но факт остается фактом: ты была на вечеринке и избила или ударила — тебе лучше знать — свою лучшую подругу.
— Чушь собачья! Я прекрасно помню все, что со мной происходило за эти два дня. Могу рассказать до мельчайших подробностей.
— Вот это-то и странно. Ты до мельчайших подробностей готова рассказать о том, чего не было, но совсем не помнишь ничего из того, что было на самом деле.
— Наичистейшей воды клевета! Да я их засужу, заставлю публично извиниться, а затем куплю с потрохами и уничтожу!
— А что ты сделаешь с полусотней свидетелей, которые тоже были на той вечеринке?