Ловушка для волшебников

— А мы сегодня не при параде, — нашлась Катастрофа. — Короны оставили дома.

— Вот и нашлось, похоже, объясненье, — кивнула Анна, явно не поверив ни единому словечку. — Вдругорядь как придете, их наденьте, я полюбуюсь всласть — и вам в своей короне непременно я предстану.

Хатауэй махнул на нее рукой, будто желая сказать «брысь».

— Но, батюшка, кто будет наливать гостям вино, коль гоните меня вы? — умоляюще спросила Анна.

Хатауэй строго покачал головой.

Анна затопала прочь из кабинета, с сожалением оглядываясь через плечо.

— Слушается! — пораженно воскликнула Катастрофа.

— Порою да, порою непокорна, — уточнил Хатауэй. — Я полагаю, не хотела дочка пред вами здесь капризы разводить. Садитесь, угощайтесь, вот вино.

Говард придвинул к столу тяжеленный деревянный стул и уселся.

— Как ее зовут на самом деле — ведь не Анна Хатауэй?

— Нет, здесь я называюсь Манипенни, и Анна Манипенни имя ей, — ответил Хатауэй.

— Манипенни? Это же мамина прежняя фамилия, ну, до свадьбы! — возмутилась Катастрофа, вообразив, будто Хатауэй украл мамину фамилию.

У Говарда голова вновь пошла кругом. Вот почему он поначалу подумал, что Бесс — актриса, наряженная в старинное платье! Потому что Бесс была вылитая мама!

Хатауэй рассмеялся и налил в кружки вино.

— Да, помню, девичью фамилию такую носила ваша мама Катриона, так значится она в моих архивах, и это тоже неспроста сошлось. — Хатауэй придвинул им кружки, а сам повернулся к книжным полкам. — Мы с пряностями подаем вино.

Отведайте, а я покуда сверюсь с бумагами, мне кое-что неясно.

— Много не пей! — строгим шепотом предупредил Говард сестру, как только Хатауэй отвернулся.

Он помнил, что учинила Катастрофа в прошлое Рождество, когда добралась до папиного виски.

Но опасения его были напрасны: Катастрофа едва попробовала вино и тут же изобразила, что ее сейчас вырвет. Пряности она терпеть не могла. Пока Хатауэй доставал и выкладывал на стол массивный том, переплетенный в светло-серую выцветшую кожу, Катастрофа плевалась и отчаянно корчила рожи, разрываясь между негодованием в адрес Говарда, отвращением и горькой обидой: вино оказалось невкусное, виноват в этом, конечно же, Говард, а Катастрофе так хотелось, чтобы вино ей понравилось!

— Как жаль! Вино вам не пришлось по вкусу? — воскликнул Хатауэй. — А мы здесь пьем его, иль сидр, иль пиво, поскольку очень нечиста водица. Попробуйте пирожного, голубка.

Но и пирожные, вернее, пирожки Катастрофе не понравились — слишком сухие, да еще с какими-то семечками внутри. Говард и сам был от них не в восторге. Хатауэй, листая книгу, отодвинул от Катастрофы кружку с вином и подтолкнул к ней блюдо с пирожками, но другим боком.

— Вот здесь другие, слаще и нежней, они, надеюсь, больше вам по нраву придутся… — мягко сказал он. — Так, нашел я, что искал. Вот свадьба Анны, брачного союза вот отпрыски ее. Я прежде, каюсь, не любопытствовал насчет судеб дальнейших моих детей. И было отчего! — Он виновато взглянул на Говарда поверх книги. — Едва лишь обнаружил я, что Анна за некоего Сайкса замуж выйдет и город наш покинет, — опечален, я большего узнать не пожелал.

— За Сайкса! — вырвалось у Говарда.

Чтобы успокоиться, он запихнул в рот еще пирожок — тот и правда был повкуснее, мягкий и с шоколадом.

— Так, истинно, но он ли предок ваш — не знаю точно, к своему прискорбью, — невесело отозвался Хатауэй. — Как вам уже известно, заточен я в этом городе, к нему давно прикован, и записи мои, подобно мне, бессильны выйти за его пределы. Одна надежда, что потомство Уилла завесу приоткроет этой тайны… — Он стал водить пальцем по ветвям родословного древа, нарисованного в книге. — Уилл пределов града не покинул, здесь жил и рос, разбогател изрядно, и Манипенни отпрыски плодились, фамилия дошла до ваших дней. Вот с кем их дочки породнились дальше: тут Маунтджои, тут и Колдуики, вот Уиггинсы — все местные семейства. Вот вижу, в девятнадцатом столетьи был брак меж Манипенни и Хиндом…

— Еще чего! — хором вознегодовали Катастрофа и Говард.

Катастрофа от возмущения так вскипела, что по рассеянности даже отхлебнула вина. Брови у нее поползли вверх.

— Теперь стало вкусно! — воскликнула она. — Да оно же как земляника!

Говард подметил, что Хатауэй улыбнулся краешком рта.

— А вот сыскалось то, о чем я думал. Да, ваша матушка и правда нам сродни. Читаю, Катриона Манипенни и Квентин Джослин Сайкс… так, сочетались браком… от Рождества Христова в год такой-то… О детях речь… — Тут зеленоватые глаза Хатауэя озадаченно уперлись в Говарда, и он поспешно опустил взгляд в книгу. — Извольте: Говард Грэм, Коринна Милдред Долорес, — дочитал он. — Все верно.

— Почему вы так поглядели на Говарда? — насторожилась Катастрофа.

— Как?

— Удивленно, вот как! — ответила Катастрофа. — Там написано что-то не для детей, да?

Хатауэй слегка покраснел и озабоченно покачал головой.

— О, что вы, право, — отозвался он. — Все в записях моих благопристойно, однако если благородным вашим родителям молчать угодно было, и мне негоже нарушать молчанье…

— В чем дело? — напрямик спросил Говард.