Письмо было от отца. Он продолжал жить и работать в ресторане и с тех пор, как она окончила школу, не слишком активно поддерживал переписку. Это письмо было намного длиннее прежних. Ещё в университете она могла много рассказать о том, в каком он состоянии, исходя из длины письма. Будучи трезвым и счастливым, он общался посредством полных болтовни телефонных звонков, открыток с неприличными картинками с одной стороны и сплетнями о Роде и работе – с другой, иногда – с новым рецептом, который его восхитил. Ещё до того, как Грэйс принялась читать, длина письма заставила её заподозрить, что он снова в депрессии и пьёт. Тон письма – с паникой, навязчивыми идеями – убедил её в этом и увеличил её беспокойство.
Письмо начиналось списком вопросов о Белле. Он как-то узнал о суициде и хотел знать о нём всё. «Как она умерла? – спрашивал он. – Ты была там, когда они её нашли? Они уверены, что это самоубийство?»
Сперва вопросы сбили её с толку. С чего отцу, даже в столь возбуждённом состоянии, так беспокоиться о смерти фермерской жены средних лет? Затем брошенная невзначай фраза всё прояснила. Он писал, словно считая это само собой разумеющимся: «Ты, конечно, помнишь Беллу из больницы». Тогда Грэйс вспомнила. Впервые она связала жертву самоубийства и пациентку Беллу, главного участника терапевтической группы в Сент-Николас. Возможно, подсознательно она уже провела эту связь и поэтому воспоминание о пребывании отца в больнице так часто к ней возвращалось. Это была тревожная мысль.
Письмо продолжалось: «В газете была заметка о её похоронах. Мне бы хотелось пойти. Она была моим другом, и я чувствую себя ужасно от того, что не поддержал её больше, когда она в этом нуждалась. Но я не выдержу всех этих ужасных церемоний и понятия не имею, что сказать её семье и друзьям. Так я решил, что лучше приеду повидать тебя. Это избавит меня от хандры. Хотелось бы взглянуть, где Белла закончила жизнь. Так странно, что она прервала свою жизнь как раз в тот момент, когда началась моя. Возможно, мы могли бы прогуляться. Покажу тебе пару старых любимых мест. О том, как доберусь, не беспокойся. Предложил подвезти кое-кто из друзей».
Письмо завершалось на странной ноте: «Ты будешь осторожна, верно?» Ей это показалось трогательным. Обычно он за неё не беспокоился. Это она беспокоилась обо всём. И всё же ему не пришло в голову, что его приезд может быть ей неудобен или что после стольких требований она не захочет с ним видеться.
– Ему бы пошло на пользу, позвони я и попроси меня не беспокоить, – произнесла она вслух, но сама понимала, что так не поступит.
Она разорвала письмо на множество крошечных клочков и принялась подбрасывать их горсть за горстью в воздух и глядеть, как ветер разбрасывает кусочки по горе. Затем она зашагала дальше, далеко за пределы исследуемого участка, пока не пришла в деревню Ленгхолм. Грэйс думала, что позвонит отцу из таксофона, однако случайно наткнулась на дом с фотографии, дом, в котором её отец жил до того, как женился на маме.
Он был куда обыкновенней, чем ей представлялось, на окраине деревни, совсем не близко от большого дома, хотя с конца длинной улочки можно было увидать Холм-Парк. Там, конечно, было чище, чем при отце. Мусорные пакеты исчезли. Ей стало интересно, нельзя ли придумать правдоподобный предлог и зайти внутрь, но тут приехала Энн Прис, снова влезшая со своими вопросами. Кажется, она побывала в Холм-Парк, пила кофе с Ливви Фулвелл. Это удивило Грэйс, у которой не сложилось впечатления, что женщины близкие подруги. Ещё один знак, что надо быть осторожней.
Глава двадцать седьмая
В день похорон Беллы Грэйс проводила Рэйчел и Энн и стала ждать отца. Он, как ни странно, появился пешком, шагая по дороге в Блэклоу с маленьким рюкзаком за плечами. Путь через двор фермы был пешеходной тропой, и поначалу она решила, что он просто ещё один путник. Он шёл очень быстро, хотя однажды, заметила Грэйс, обернулся, чтоб взглянуть через плечо. Он выглядел нервным, беспокойным. Она поставила чайник, поскольку знала, что, едва придя, он захочет кофе, и вышла, ожидая его.
– Ты же не шёл пешком от самой деревни?
– Не понимаю, чему ты удивляешься. Для своего возраста я вполне спортивный.
– Не настолько.
– Отлично, – признал он. – До ворот меня подбросил друг.
– Тебе надо было позвать её на кофе. – Она предположила, что речь идёт о женщине. Род был единственным его другом-мужчиной, а отец всё ещё не утратил привлекательности.
– Я приглашал, но она немного застенчива. Кроме того, у неё дела. Она встретит меня наверху попозже.
Грэйс провела его в дом. Она ждала комментария насчёт состояния кухни, но он, казалось, был слишком озабочен, чтобы выражать неодобрение.
– Я видел это место издалека, но никогда не бывал внутри. Немного простоватое, правда? Но думаю, Грэйси, ты против такого не возражаешь? Привыкла обходиться без удобств.
В рюкзаке было аккуратно завёрнутое домашнее печенье, которое следовало съесть на ланч с кофе и пирогом со спаржей.
– Никакой выпивки, Грэйси. Надеюсь, ты отдаёшь мне должное.