Ловушка Малеза, или О счастье жить в плену необычной страсти, мухах и причудах судьбы

Теперь нарциссовые мухи не редкость как в Англии, так и у нас, несмотря на то что видам семейства журчалок из рода Merodon на самом деле место в жарком климате Средиземноморья. Но теперь они чувствуют себя как дома и здесь. Пусть они когда-то давным-давно и прибыли с юга как чужестранцы, теперь они обладают таким же правом проживания, как и все остальные. Такова моя политическая позиция. Довольно безопасная, надо сказать, но это связано с тем, что политика в области мух никогда не выходит на передний план общественных баталий. Не знаю почему. Испанские улитки, норки, кабаны, бакланы, да мало ли кто еще, непрерывно привлекают внимание множества ксенофобов-популистов и всевозможных горлопанов, а мухи никого не волнуют. Даже трусы не составляют мне компанию. Но все же это политика. И в отношении мух я либерал и ратую за отсутствие всяких правил переходного периода для включения их в нашу фауну. Пусть себе прилетают. С местом у нас хорошо.

Вопрос о чужеземных видах довольно сложен и деликатен. Я не собираюсь в него углубляться. Отмечу только, что весьма желательно, чтобы ловец мух проявлял именно снисходительность по отношению к чужестранцам, поскольку он, в буквальном смысле слова, пребывает на пограничной территории между культурой и природой, в микромире, который подвержен чистым случайностям и постоянному вмешательству извне. Все непрерывно меняется. Меня тянет к садам и лугам, вернее к тому, что от них осталось. Для меня они более дикие и богатые, чем безлюдная природа, более интересные — именно такими являются пастбища, аллеи, кладбища, обочины дорог, а в лесу — неприступные ряды линий электропередачи. Там есть мухи! Первозданная природа, разумеется, обладает своими достоинствами, но она редко может сравниться с землями, где прошелся человек.

Почти любое вмешательство способно создать совершенно новую среду обитания, которая, оказывается, отвечает порой довольно сложным требованиям, предъявляемым к условиям существования какой-нибудь невзрачной мухой. Дело может обстоять достаточно просто: скажем, некий молодой ландшафтный архитектор влюбляется в девушку, имеющую слабость к тяжелому запаху бальзамического тополя, и, естественно, распоряжается посадить целый лес бальзамических тополей, возможно около университета, окрестности которого ему, как раз на момент влюбленности, поручено преобразовывать, а там в ночное время любят собираться, например, члены действующего при университете полулегального Студенческого общества борьбы за свободу Белоруссии, которые на гладких стволах быстро растущих тополей развешивают абсолютно нечитабельные маленькие агитационные листовки с помощью единственного, чем действительно богато эго общество, — белорусских кнопок, сделанных из неописуемо загрязненного металла и вызывающих как раз ту редкую форму гниения луба деревьев, которая является основной предпосылкой для того, чтобы какая-нибудь, допустим, еще более редкая муха разместила там свои питающиеся соком личинки.

Непонятно лишь, как мухи изначально находят туда дорогу, впрочем, подозревают, что у них имеются постоянно циркулирующие разведчики.

Особо хотелось бы подчеркнуть здесь значение любви. Этому фактору слишком редко уделяется внимание при анализе развития современных, несущих на себе отпечаток культуры экосистем, где обитает богатейшая фауна журчалок. В прежние времена преобразовывать ландшафт благоприятным для мух образом людей, вероятно, чаще всего вынуждала бедность, а в наши дни за этим скорее стоят богатство и жажда удовольствий. Лучшим примером являются сады. Теперь, когда крестьян на острове не осталось, на нем существует богатейшая фауна.

Не знаю, привезли ли с собой новые растения и животных русские, когда в 1719 году разоряли остров и сжигали дома, но островитян по-прежнему не покидает подозрительность по отношению к чужакам с востока. Застрявший в сетях одного из рыбаков большой баклан, который, как оказалось, был окольцован в Мурманске, явно не улучшил и без того сомнительную репутацию бакланов, а если бы только стало широко известно, чем усердно занимаются в сердцевинах цветочных луковиц потомки нарциссовой мухи, думаю, она бы тоже навлекла на себя презрение садоводов и вызвала неуклюжие попытки ее искоренения.

Чудовище возле Серебряного озера, напротив, никто не трогает. А оно тоже родом из Нового Света.