Ловушка Малеза, или О счастье жить в плену необычной страсти, мухах и причудах судьбы

Дать объяснение необычному явлению — это искусство, не больше и не меньше. Иногда отделаться от вопросов прохожих удается, только рассказав о ситуации с редким гималайским навозным жуком, который когда-то в больших количествах и с большим успехом проживал в величественных кучах помета мохнатых мамонтов, а теперь, подобно какому-нибудь русскому князю в изгнании, перебивается скудными экскрементами яка. Чем больше я об этом думаю, тем яснее становится, какой огромной ошибкой была замена названия "история природы" прозаическим термином "биология".

Но вернемся к человеку-спутнику.

Окрестили его так дети. Редактор, принадлежащий к героическому типу журналистов, он круглый год каждую субботу с утра пораньше пытается развлекать людей по радио, для чего подсовывает микрофон под нос несчастному, который видит перед собой что-то интересное — птиц или еще что-то. "Смотрите! Стая свиязей". Ну что тут скажешь? Передавать по радио балет пока еще никто не додумался, а тут — пожалуйста. Как ни странно, судя по количеству слушателей, временами получается довольно неплохо, правда постоянно возникают проблемы с обновлением репертуара. Не осталось такой вышки для наблюдения за птицами, где бы эти редакторы уже не постояли помногу раз, разглагольствуя в утреннем тумане о птицах, которых видели годом раньше. Вероятно, они уже отчаялись. Причем до такой степени, что этим летом додумались до бредовой идеи устроить радиопередачи о мухах.

— Ну надо же, перед нами маленькая мушка-журчалка. Ой, вот она уже и исчезла.

Он появился накануне вечером, чтобы смонтировать во дворе спутниковый передатчик — огромную параболическую антенну, поскольку действо должно было разыгрываться в прямом эфире. Но первым делом он вручил мне маленький подарок, глухо жужжащий в вязанном шерстяном чулочке, который обычно натягивают на микрофон, чтобы заглушить шум ветра.

— Больше ловить было нечем, — объяснил редактор.

Муха. Человек-спутник принес с собой живую журчалку. В качестве своего вклада. Она пыталась выбраться через закрытое окно катера на пути от материка к острову, и редактор счел ее красивой и подходящей для подарка. Я осторожно заглянул в чулок, но тотчас поспешно снова закрыл отверстие. Неужели правда? Eristalis oestmcus. Вид, который я никогда не встречал. Ни до, ни после. Он стал у меня единственным исключением из правила собирать только на острове.

Радиопередача получилась вполне приличной, хоть и не легендарной, но еще несколько лет спустя можно было услышать, как невозмутимые островитяне рассказывают друг другу об идиоте, который носился по катеру, пытаясь поймать в шерстяной чулок шмеля.

Поездка на катере через залив занимает не более десяти минут. Море очень глубокое. Десять минут — это не много, но вполне достаточно для беседы о самом существенном. О торговле землей, о неверности, возможно, о какой-нибудь редкой птице. Такие разговоры на катере могут быть очень полезными, даже приятными, хотя слов произносится немного и они банальны. Это определяется временем поездки. Ее продолжительность хорошо известна, и все под нее подстраиваются.

Ничто так не способствует концентрации, как сознание ограниченности времени, а иногда и пространства. Если не знаешь, где проходит граница, все течет как обычно. Как сама жизнь. Неопределенно и неторопливо. Или как за разговорами, обычно возникающими при задержке поезда. Поезд внезапно останавливается. Никто не знает почему, а время идет. Начинаешь разговаривать с тем, кто сидит рядом, и поскольку ему тоже не известно, каким будет опоздание, беседа получается какой-то бесформенной. Только когда поезд вновь трогается и становится ясно, сколько у вас в распоряжении времени, вы находите общий язык. Часто непосредственно перед тем, как одному из вас или обоим надо выходить.

— Когда ты поедешь домой?

Так всегда звучал первый вопрос, который задавали дети человеку, приехавшему к нам в гости. И только потом начинали знакомиться.

Род Eristalis (пчеловидки, или ильницы) состоит из сплошных обманщиков, на острове их чуть более дюжины видов, большинство из которых выглядят как пчелы. Один из наиболее обычных видов — Eristalis tenax (пчело-видка обыкновенная, или ильница цепкая) — так безумно похож на медоносную пчелу, что почти никогда нельзя быть до конца уверенным, какое из двух насекомых проносится мимо. Пчеловидка так великолепно маскируется, что блеф в свое время помог ей проникнуть даже в Библию. Такого не удавалось ни одной другой журчалке. Во всяком случае, насколько мне известно. Данный вопрос никогда не пользовался повышенным вниманием толкователей.