Ловушка Малеза, или О счастье жить в плену необычной страсти, мухах и причудах судьбы

Следует сказать, что в тот год я уделял особое внимание видам из рода Eristalis. С ними дело обстоит непросто. Ну, разумеется, не с oestracus — иглицей оводовой, а с некоторыми другими. Несколько довольно обычных видов очень похожи друг на друга, и чтобы отличить их на булавках, приходится долго сидеть у микроскопа в сомнениях. Иногда определить вид бывает легче в поле, даже не отлавливая мух, поскольку по крайней мере две наиболее внешне похожие пчеловидки ведут себя по-разному. Они летают в разное время и не наведываются на одни и те же цветки. Я частенько развлекался подобными наблюдениями, правда продвинулся не слишком далеко, но усвоил вполне достаточно, чтобы суметь заметить, если происходит что-то странное. Мухи на душице выглядели как совершенно новый вид.

И самое удивительное, что они сидели буквально повсюду.

Каждое лето я все еще нахожу новые виды, отдельные экземпляры, неожиданно обнаруживая мух, которые тут все время присутствовали, но они настолько редки, что раньше просто не попадались мне на глаза. Не сомневаюсь, что моя коллекция, сколько бы я ею ни занимался, всегда будет содержать такие загадочные одиночные экземпляры. Но сейчас речь шла о другом. Это явно был новый для меня вид — Estralis similis, — но загадка заключалась в том, что все ими просто кишело. Уже в тот первый день я увидел наверняка сотню штук. К тому же они были большими, как пчелы. Загадку усугубляли сведения из книг: там значилось, что данный вид пока удалось отловить в Ш веции один-единственный раз, на острове Готска Сандён, и в одном-единственном экземпляре.

Мир действительно изменился. Нашествие.

Именно в такие мгновения энтомолог становится рассказчиком. Он готов почти на что угодно, лишь бы его кто-нибудь выслушал и, быть может, понял, и идет на любые уловки, только бы не остаться один на один с увиденным. Он способен выносить одиночество, как немногие, но не в такие моменты.

Позже я узнал, что нашествие Estralis similis захлестнуло страну широким фронтом; этот вид тучей налетел на нас с юго-востока, и, принимая во внимание, сколько штук я увидел на острове в первый день, речь, вероятно, шла о сотнях тысяч, возможно миллионах, мух. Журчалки иногда так поступают — срываются с места и меняют среду обитания. Никто не знает почему, но можно предположить, что такое поведение имеет свои преимущества. Именно этому виду, похоже, удалось обосноваться у нас на острове, поскольку теперь я ежегодно встречаю их по несколько штук. Конечно, их можно отнести к мигрантам, но мне кажется, что они обосновались тут прочно и им у нас нравится. Во всяком случае, здесь процветают виды, которые каждый год перемещаются, — действительно известные дальними перелетами представители родов Eupeodes, Scaeva, Syrphus. Их личинки питаются тлей, которая вообще появляется очень неравномерно, но иногда вдруг возникает в огромных количествах, и тогда мухам имеет смысл завладевать большой территорией; если же в данный момент много тли оказывается в какой-то другой части Европы, они перелетают туда. Окольцовывать их довольно бессмысленно, а радиопередатчики подходящего размера, кажется, пока не удалось создать даже японцам, но проследить пути перемещающихся на дальние расстояния журчалок все-таки можно, если исследовать происхождение частичек пыльцы, которые они приносят с собой на волосках. Это хлопотно, но возможно. Когда погоня за видами перестает приносить плоды, мне остается вплотную заняться решением загадок. А их, поверьте, много. Некоторые виды достигают пика известности именно в силу своей загадочности. И одним из наиболее таинственных является Doros — дорос.

Временами возникают слухи, что его загадка решена, поскольку кто-то обнаружил личинки и сумел установить сложную связь между ними и какой-то подземной, питающейся на корнях тлей, но достоверные доказательства по-прежнему отсутствуют. Ситуация усугубляется тем, что Doros profuges (дорос сетчатый)

ведет себя крайне непоследовательно. Хотя эта муха большая и красивая, совсем непохожая на других и встречается чуть ли не во всех странах Европы, о ней все еще почти ничего не известно. Никто не знает, чем она питается и почему ее поведение столь непредсказуемо. Она внезапно появляется где-нибудь в одном экземпляре, а потом исчезает навсегда. И повсюду считается раритетом. Большая редкость обнаружить две штуки в одном и том же месте. Почему?