Ловушка у Чилганьи

Еще и еще осматриваюсь вокруг и замечаю какую-то тряпку. Она лежит шагах в двадцати за кустом ольховника. Тороплюсь туда и узнаю шапку Федора. А рядом с нею новая пика. На этот раз к жерди прикреплен длинный столовый нож. На конце ножа кровь.

Мне становится страшно.

— Федя-а-а! Фе-дь!

Запихиваю шапку за отворот куртки, беру пику поудобней и направляюсь к вырубке. Кричу, наверное, в тысячный раз: «Федя-а-а-а! Федя-а-а-а!», огибаю куст ольховника и вдруг совершенно отчетливо слышу человеческий голос. Он еле прорывается через шум Чилганьи, но без всякого сомнения это кричит Федор. Радостно ору:

— Федя! Я здесь! Иду к тебе! — ломлюсь через кусты, падаю и, поднявшись, принимаюсь крыть своего напарника на все корки: — Свинья ты такая! Я здесь уже не знаю, что думать. Сегодня же выброшу все твои капканы к чертовой матери, чтобы и духу не было. Жду его, жду, а он…

Пересекаю русло сухого ручья, поднимаюсь на взгорок и вижу Федора. Он лежит на животе посреди небольшой поляны и глядит в мою сторону. Увидев меня, силится улыбнуться, но тут же падает, ткнувшись лицом в куст голубики.

— Федь, что случилось? Я тебя ищу по всей тайге, а ты здесь…

Федор снова поднимает голову. Его лицо в царапинах, волосы на лбу слиплись от крови, по щекам бегут слезы.

Перевал

Скоро утро, а я только недавно возвратился с развилки, где ожидал попутную машину. Соорудил посередине дороги треногу из толстых сучьев и прикрепил обрывок картонной коробки, на которой написал: «Внимание! На стане косарей около Усть-Хилгичана тяжело раненный человек. Просим оказать помощь!»

С Федором и в самом деле очень плохо, и никаких лекарств. Пробиться же в пургу через перевал — нечего и думать. Может, у моих соседей, что рыбачат у проток, есть аптечка или какой-нибудь транспорт? Не вертолетом же они сюда летают. Иду к ним, придерживаясь ледяной кромки, раза три уже проваливался в промоины, и в сапогах хлюпает вода, но сейчас не до этого. Главное — разыскать моих соседей.

Давно остались за спиной и скалы, и та вырубка, а проток все нет. Нужно торопиться. Федор остался один. Когда я уходил, он стонал и смотрел на меня так, словно это я ему все подстроил, а теперь бросаю бедненького на произвол судьбы.

В настороженную им петлю и вправду попался медведь. Это произошло два дня тому назад, а может, и раньше. Медведь в щепки разнес хлипкую загородку на проходе, в которую была насторожена петля, затем принялся копать яму. То ли надеялся таким способом освободиться от захлестнувшего его троса, то ли думал приготовить себе утайку.

Федор подошел к ловушке и ничего не понял. От аккуратно построенного сооружения остались одни щепки, везде комья земли. Медведя не видно. Федор решил, что зверь, попавшись в петлю, разорвал ее и убежал, но вдруг из-под земли донеслось фырканье. Федор в испуге отпрянул в сторону, и тут же из ямы выскочил медведь, кинулся на Федора, тяжелая когтистая лапа мелькнула у самого лица, но прочный трос натянулся и отбросил медведя к лиственнице.

Калипух не стал дразнить зверя, а сразу же побежал домой ладить пику. Сначала он сделал пику из косы и даже пробовал проткнуть ею гнилой пень, но вспомнил о спрятанном вместе с инструментом большом ноже и принялся ладить новую.

Федор долго гонял медведя вокруг лиственницы, пытаясь достать его своим оружием, но ничего не получалось. Медведь ловко отбивал нож, прятался за толстый лиственничный ствол или вдруг с ревом бросался на Федора. Тогда-то ему и пришла мысль срубить стоящую неподалеку лиственницу, чтобы уронить ее на медведя. Топор у Федора был с собой, и он сразу принялся за дело. Первая лиственница, не коснувшись зверя ни единой веткой, упала в стороне. Вторая лиственница ударила медведя по спине и свалила в яму, но оказалась слишком тонкой. А вот третья… Толстая и высокая, с двумя беличьими гнездами на ветках, когда наконец качнулась и пошла вниз, Федор подумал, что она сейчас расплющит медведя. Но случилось так, что на полпути лиственница «сыграла» в сторону и скользнула по дереву, к которому был прикреплен трос. Она обрушила на голову зверя целый ворох веток, юзом прошлась по стволу, вырвала скобу и ухнула так, что под Федором качнулась земля.

Медведь прыгнул прочь от лиственницы, трос вместе со скобой выскользнул из-под веток, и Федор, поняв, что зверь на свободе, кинулся наутек. Он добежал до зарослей ольховника, запутался и полетел в кусты. Здесь его и настиг медведь. Он хватил Федора лапой по выглядывающим из ольховника ногам, рыкнул и убежал.

Не знаю, как было на самом деле, потому что, кроме глубоких ран на ногах и бедрах, у Федора было разодрано плечо. Если бы не грубый широкий воротник на Федоровой куртке, ему пришлось бы хуже.

Какое-то время Федор не чувствовал боли. Только чуть саднило плечо да деревенели ноги. Ему все блазнилось, что медведь ходит вокруг и вот-вот набросится снова. И даже потом, когда, превозмогая проснувшуюся в ногах боль, полз к дороге и услышал меня, откликнулся не сразу. Ему все казалось, стоит подать голос, как из-за кустов выскочит медведь.