Позже в XX в. лауреат Нобелевской премии индийский экономист Амартия Сен прославится своим тезисом о том, что в демократиях не бывает голода, поскольку свободное общественное мнение заставляет демократических политиков принимать меры, пока еще не слишком поздно. Люди умирают с голоду не из-за дефицита еды, а из-за дефицита информации. Однако в 1962 г. время для этой идеи еще не пришло. На этот момент в критических обстоятельствах военного столкновения Индия, подвергнувшаяся китайскому нападению, выглядела слабой и уязвимой. Казалось, что китайско-индийская война не столько раскрывает внутренние преимущества демократии, сколько подтверждает некоторые традиционные опасения. Демократия оставалась хаотичной, беспорядочной и легкомысленной. Тогда как автократия была безжалостной и решительной. Индийцы попробовали блефовать с китайцами и были пойманы на блефе. Но в конечном счете тот факт, что они раскрылись, пошел индийской демократии на пользу, поскольку помешал случиться худшему. Только системы, которые не могут раскрыться, способны сделать самое худшее, на что они только способны.
Истина в том, что демократии не умеют блефовать. События конца 1962 г. в значительной мере подтвердили это. Но также они указали на то, что есть вещи похуже, чем неумение блефовать.
Старик и скандал
Неру на момент китайской войны было 72 года, и премьер-министром к этому времени он был уже более 15 лет. Его ошибочные суждения в предверии конфликта позволяли сделать вывод, что он слишком засиделся: учитель-патриарх казался тяжеловесным и потерявшим контакт с реальностью. Хотя он был лишь на 10 лет старше китайских руководителей – крепкого Мао Цзэдуна и его вечного помощника, улыбчивого и весьма опытного Чжоу Эньлая, – на их фоне он казался человеком прошлого поколения, совсем другого, чем Джон Ф. Кеннеди, который был настолько молод, что годился ему в сыновья. Кеннеди символизировал способность демократий к самообновлению. Неру в сравнении с ним выглядел старомодным и закостеневшим. Он, казалось, символизировал то, как демократии застывают в самих себе.
Однако в 1962 г. Неру был гораздо более типичен для демократии, чем Кеннеди. Карибский кризис, если рассматривать его вне контекста, создает неверное впечатление, будто «холодная война» сводилась к противостоянию молодой демократии и закаленной в боях автократии: моложавый и относительно неопытный Кеннеди против более старого, матерого Хрущева; старик недооценивает молодого и вынужден за это заплатить. Мы привыкли считать советскую систему геронтократией, поскольку у любого автократического режима при смене одного руководителя другим возникает проблема: если только не произойдет революция, обычно следующему приходится ждать, пока не умрет первый. У демократии таких проблем нет. По крайней мере, такова теория. Однако в 1962 г. во многих странах она не соответствовала практике. Геронтократия казалась не столько советской проблемой, сколько проблемой демократии.
Еще в 1947 г. в «Истоках советского поведения» Кеннан задал временные рамки, которые, по его мнению, следовало принять, чтобы долгосрочная политика сдерживания могла сработать: от 10 до 15 лет. Для любой демократии это был большой срок, поэтому он и требовал терпения. Он был длиннее двух мировых войн вместе взятых, составлял не менее трех президентских циклов, половину одного поколения. Демократии должны были ждать, пока фундаментальная негибкость не начнет сказываться на советской системе. Однако в 1962 г. эти установленные Кеннаном сроки подошли к концу. И выяснилось, что они были слишком короткими.
Советский Союз пережил событие, которое, как надеялся Кеннан, могло бы ускорить его крах – передачу власти от одного руководителя другому. Сталин умер в 1953 г., и после жестокой партийной борьбы его сменил Хрущев. Новый лидер предпринял ряд попыток изменить политическую культуру Советского Союза, критикуя своего предшественника и запустив некоторые довольно беспорядочные реформы наиболее репрессивных структур государства. Но вскоре все это кончилось. Эксперименты с открытостью быстро прикрыли, и режим снова взял контроль в свои руки. Кеннан был по-прежнему убежден в том, что негибкость Запада аннулировала реформы Хрущева, прежде чем они могли разъесть основы советской системы. Придерживаясь наижесточайшей версии сдерживания – не уступать ни пяди земли – США помогли сторонникам жесткой политики в Москве вернуть себе власть. Подражание русским привело к тому, что русские стали подражать сами себе.