Ловушка уверенности. История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней

В то же самое время разворачивался другой демократический кризис, который в каком-то смысле больше соответствует образовательной модели, описанной Токвилем. Именно тогда, когда США были застигнуты врасплох советским продвижением на Кубе, Индию застало врасплох нападение китайцев на гималайской границе. У индийского правительства было меньше причин изумляться, поскольку китайцы не особенно скрывали свои намерения. На протяжении всего 1961 г. китайское правительство грозилось, что вернет себе спорные индийские территории силой. В декабре этого года индийский премьер-министр Неру заявил парламенту, что угрозы эти не следует принимать всерьез, поскольку война Индии и Китая может втянуть сверхдержавы в ядерный конфликт. А потому она немыслима. Он был уверен в том, что китайцы блефуют.

Тем не менее Неру чувствовал себя обязанным создать видимость отпора. Весной 1962 г. ему предстояли общие выборы, а как он сам любил говорить, «во время выборов кажется, что народ обуяли бесы» (цит. по: [Gopal, 1984, р. 182]). Националистическое возбуждение и бряцание оружием в лагере популистских политиков убедили его выдвинуть дополнительные войска в спорный регион, пообещав защитить его от любой угрозы. Но блефовал в этом случае как раз Неру. Это перемещение войск должно было, по его мысли, стать бальзамом на раны общественного мнения, но он не думал, что солдатам придется на самом деле воевать. Соответственно, они не были подготовлены и экипированы для боевых действий. Неру думал, что демонстрация решимости – все, что потребуется.

Но он ошибся: демократии не умеют блефовать. Китайцев не обманули заверения Неру, будто Индия готова отразить любое нападение. Они понимали, что ему было важнее успокоить общественное мнение внутри страны, чем разобраться с реальной возможностью войны. Его мотивы были прозрачными, а потому они опровергали сами себя. 20 октября китайские войска вторглись и подавили индийское сопротивление. За пару дней стало ясно, что индийская армия разгромлена. И к этому же моменту мир узнал, что США и СССР вступили в свой грозивший тотальным уничтожением танец вокруг Кубы. Надежды Неру на то, что возможность международной эскалации отпугнет китайцев, оказались беспочвенными. Международные противоречия усилились настолько, что китайско-индийская война казалась чем-то совершенно лишним. Миру было, о чем волноваться, и китайцы сумели поймать момент. Индийской демократии пришлось выкручиваться самостоятельно.

Неру всегда считал индийскую демократию чем-то особенным. Он находился на посту премьер-министра Индии со времен обретения страной независимости, и, как он сказал американскому послу Джону Кеннету Гэлбрейту, видел в себе «школьного учителя… последнего англичанина, которому приходится управлять Индией» [Ibid.]. Его темперамент и манеры были аристократическими: он надеялся обучить индийский народ демократии и оградить его от наихудших инстинктов. Неру хотел, чтобы Индия проложила себе путь между двумя противоборствующими сторонами в «холодной войне», не связываясь ни с одной из них и предлагая тем самым альтернативу обеим. Он пытался наводить мосты между социализмом в советском его варианте и западным демократическим капитализмом. Под его руководством Индия выполнила несколько пятилетних планов, одобренных парламентом, причем индийское государство, с одной стороны, в значительной мере сдерживало экономику различными контролирующими механизмами, а с другой – выделяло слабым секторам значительные субсидии. Идея Неру состояла в том, что индийская демократия должна отказаться от головокружительного роста ради устойчивого прогресса и заменить хаотические условия свободного рынка государственным управлением. Это была бы демократия совсем не в духе Америки.

Однако кризис октября 1962 г. говорил о том, что индийская демократия в конечном счете не слишком отличается от всех остальных. Она страдала от обычных демократических слабостей – невнимательности и чрезмерности. Ее застало врасплох событие, из-за которого она все время волновалась. Действительно, бесконечная болтовня о китайской угрозе – одна из причин, по которой ее в итоге было так сложно принять всерьез. Об индийских политиках можно было бы сказать ровно то же, что Токвиль написал о французском политическом классе накануне революции 1848 г.: они «утверждали все эти вещи так часто, не слишком в них веря, что в конечном счете вообще перестали в них верить, как раз в тот момент, когда они действительно сбылись» [Tocqueville, 1948, р. 15]. Одна из причин, по которым демократии легко застать врасплох, в том, что они вечно кричат «Волки, волки!» Казалось, что безжалостность и решительность китайской интервенции подчеркивает различие между демократией и автократией: одна много говорит, но почти ничего не делает, тогда как другая просто делает все молча.