Мои ноги утопали в песке, когда я брёл прочь от ведущего в Син-Ха-Ру люка, и эти сухие и мёртвые дюны служили мне безмолвным ответом на вопрос о том, для чего стоит дальше жить. Я не хотел становиться их частью, присоединяться к неподвижному, как и подобало месту без изменений и надежды, застывшему, как зародыш в коконе, которому, однако, не суждено родиться никогда, пейзажу. Убитый край, бесплодный и пустой, простирался прямым доказательством преступления моего народа, и они хотели, чтобы я пополнил список их случайных и намеренных ошибок. Впрочем, тогда я, скорее, лишь воспринимал всё это на подсознательном уровне, а не оформлял в осмысленные слова в уме своём, это сейчас, рассказывая, я подбираю наиболее адекватное описание… Но всё равно не могу найти верного определения того, каково мне было, недавно рождённому – и уже выкинутому на произвол сочетания удачи со своей смекалкой. И, несмотря на всю плачевность моего состояния, я хотел поделиться некоторыми попутно возникшими соображениями с кем-нибудь – но, увы, напарника не назначили мне.