Ложь благородных королей

Чужаком он себя не чувствовал. Жил в отдельной комнате, с названым братом и сестрой ладил, приемных родителей чтил, с нежностями-глупостями не приставал. Учился на отлично, по улицам «собак не гонял», с компаниями не водился. Всегда вежлив, доброжелателен, ровен. Какие демоны бродили в его душе на самом деле, ни кто и не догадывался. Каждое утро, просыпаясь, он начинал бояться – бояться, что не угодит новым родителям и его отправят в детдом, бояться, что вернется мать, а его ей не отдадут, бояться, что он сделает или скажет что-нибудь неправильно, и одноклассники поднимут его на смех. К вечеру от всех страхов у него нестерпимо болела голова и притуплялось зрение, его раздражала любая мелочь, но приходилось сдерживаться, улыбаться, держать лицо.

Когда, после окончания школы, Буров направил его в спецколледж при Министерстве Внутренних Дел, поначалу Алексей воспринял это как трагедию – надоел и от него решили избавиться, - но, неожиданно, ему там понравилось.

Народ подобрался серьезный, предметы изучали необычные – психология поведения в стрессовых ситуациях, физиогномика, астрология, риторика, актерское мастерство, языки, радиодело, компьютерная наука, курсы вождения разных видов техники, от машины до танка – и главное: слушателям предоставлялась отдельная комната в общежитии, на одного. Именно оказаться в общей комнате человек на десять в детдоме страшило Алексея все его детство. Он был брезглив и стеснителен. В тяжелых липких снах ему виделось, как он принимает душ или просто раздевается, а вокруг стоят люди и откровенно на него глазеют. Он просыпался в поту, а потом пол ночи лежал, пытаясь успокоиться. В общежитие Алексей, естественно, переезжать без повода со стороны приемных родителей не стал, но мысль об имеющемся запасном варианте успокаивала.

В спецколледже Алексей входил в десятку лучших слушателей. Преподаватели, обычно на похвалу скупые, выделяли Бурова и ставили в пример. С преподавателем по криминалистике Алексей даже подружился, и тот составил любимому ученику протекцию в особый отдел ФСБ. 

*****

От лица и рук Николая Дробышева мало что осталось. Хоть его и тщательно перебинтовали, но смотреть все равно было жутковато. У кровати стояла капельница и натужно хрипел аппарат под таинственным именем РО-6. Алексей Буров Николая Дробышева знал плохо. Чай-водку по праздникам с ним не пил, в гости не ходил. Так, виделись пару раз в коридорах и на летучках и общих собраниях. Но слышал о нем хвалебные отзывы – сотрудник толковый, опытный и очень перспективный.

- Он приходил в сознание? – обратился Алексей к дежурной медсестре, но та не ответила, а лишь сердито посмотрела на главврача.

- Черт с ним, пусть сидит! – прошипел Роман Федорович у Алексея за плечом и вышел, переборов желание хлопнуть от души дверью палаты об косяк.

- Нет, не приходил, - процедила медсестра сквозь зубы.

- Есть надежда?

- На что?

- На то, что он придет в себя?

- Он и дышать то самостоятельно не может… Он умирает, - добавила медсестра, с какой-то необъяснимой ненавистью к спрашивающему.

- Слушайте, не понимаю, что вы все на меня так ополчились, но не я довел его до такого состояния.

- Не знаю я ничего, - медсестра отвернулась и поправила край одеяла на койке.

Сзади скрипнула дверь, и в палату просочилась Татьяна Дробышева. Алексей кинул на нее нехороший взгляд, но Татьяна, опустив глаза долу, присела в уголке на край стула, словно примерная школьница в кабинете завуча. Алексей сделал к ней маленький шажок, Татьяна напряглась, готовясь упираться, хвататься за мебель, и надеясь на поддержку медсестры, которую она несомненно получила бы. И тут Николай открыл глаз, не скрытый повязкой.

- Ш-ш-ш… - вырвалось у него.

Алексей вытащил у Дробышева из горла трубку вентиляционного аппарата и склонился ниже. Медсестра хотела возразить, но промолчала.

- Коля! Николай! Говори! – просящим тоном сказал Алексей.

- …аю..шка! – выдавил Николай.

«Дядюшка» - было кодовое имя Алексея Бурова.

- Это я, Коля, я! – Буров припоминал, известна ли Дробышеву его «кодировка», но сейчас было не до этого. Раз назвал «дядюшкой», значит знал. - Говори, я слушаю! Как ты здесь оказался?

- …е по..ню…

- А что помнишь?

- Аслан…ам…е…ене…

- Аслан там, в деревне?

Николай кивнул устало. Кожа его приобрела синюшный оттенок, нос заострился, в груди явственно и громко клокотало.

- Ва…юшин.. …алю…ин…

- Его зовут Валюшин? Кого? Он кто?

- …е …тавит……дай ему…

- Что отдать? Кто такой Валюшин?

- …дай! Он …шой … …е…ловек, - Николай задыхался. – Са…саша… меня сдал, - вдруг четко произнес он, изогнулся и мертвым телом откинулся на подушку.

Повязка сползла с лица, и Алексей увидел, что его второй глаз выжжен, по всей видимости сигаретой.

Мысли заскакали в голове вспугнутыми зайцами. Ради садиского удовольствия сигаретами обычно прижигают женщин в районе груди, а вот сигарета, воткнутая в глаз могла говорить о личных взаимоотношениях палача и жертвы. Имя или «кодировка» «Саша» тоже вписывалось в картину.