Ложь и правда русской истории. От варягов до империи

Годунов распорядился устроить богодельни, раздавал хлеб и деньги по всей стране. Но голод всегда срывает народ с насиженных мест, появляются тысячи и тысячи бродяг, разбойников. В 1603 году их объединил казачий атаман Хлопко. В октябре 1604 года на Москву двинулся Лжедмитрий. Первую атаку самозванца и примкнувших к нему казаков отбили.

Годунов мог выстоять, если бы не смерть. 13 апреля 1605 года он скоропостижно скончался. А вот сыну его удержаться уже не было возможности – династия еще не сложилась, не обрела опоры в боярстве, дворянстве, народе, не говоря уже об ореоле богоданности и неприкосновенности. Бояре и горожане подняли мятеж, убили Федора и его мать Марию Годунову. Боярская дума приняла решение направить своих представителей к самозванцу

Также надо заметить, что бояре, породив и вызвав Смуту, сами стали заложниками событий, но поделать уже ничего не могли, а от того, что они кидались во все стороны, хаос только умножался.

Чтобы яснее представить тогдашние нравы, иерархические амбиции и ситуацию вообще, приведу, забегая вперед, характерный пример. Незадолго до церемонии венчания Михаила Федоровича на царство, до выхода из Золотой палаты в Успенский собор, упомянутый уже думный дворянин Гаврила Пушкин закатил скандал. Мол, невместно ему на церемонии стоять ниже Пожарского. Подумаешь, какие пустяки, Пожарский – спаситель Отечества! Это он вчера спаситель, а сегодня нечего с суконным княжеским рылом в боярский калашный ряд соваться. Но поскольку Пожарский уже не просто князь, а только что пожалован в боярское звание, то Гавриле пришлось смириться.

По сценарию венчания Мстиславский должен осыпать государя золотом, Иван Романов – держать шапку Мономаха, Трубецкой – скипетр, Пожарский – державу.

Однако тут возник Трубецкой. Ему невместно быть ниже, чем Иван Романов! И он по-своему прав. Романовы – от Андрея Кобылы, а Трубецкие – Гедиминовичи. Вторые по знатности после Рюриковичей. Но и он смирился, поскольку Иван Романов теперь – дядя царя.

Кто-то из историков прошлого, кажется Дмитрий Иловайский, возмущался, что «тушинский боярин» Дмитрий Трубецкой и при новом царе остался при власти и в почете.

А почему речь только о Трубецком? Посмотрим на всю компанию, что венчает царя. Федор Мстиславский – он что, с оружием в руках выбивал ворогов? Нет, Мстиславский – вождь старого, исконного боярства (Воротынские – Шуйские – Голицыны – Куракины) еще против Годунова смуту начинал, когда проиграл ему царские выборы на Земском соборе 1598 года. Он (Гедиминович!) с братьями Шуйскими и Воротынским (Рюриковичи!) первого Лжедмитрия в Туле с почестями встречал. А потом польского королевича Владислава на русский трон призвал. Мало того, вместе с Салтыковым еще и ратовал за то, чтобы польский король Сигизмунд стал и русским королем.

Тут надо объяснять. Одно дело – сын Сигизмунда королевич Владислав, провозглашенный русским царем. При этом лишь правящая династия польская, но Московия осталась самостоятельным государством. А при короле Сигизмунде Московская Русь перестала бы существовать как суверенное государство, стала бы частью Польского королевства со столицей в Варшаве и воеводствами в Москве, Смоленске, Владимире. Вот что автоматически следовало за призванием Сигизмунда. И этот человек, Федор Мстиславский, теперь вместе с Пожарским венчает русского царя. И при новом царе он как был, так и остался первым боярином на Руси.

А Иван Романов что делал в Кремле с поляками, смертным боем бился несколько месяцев? Нет, он был там вместе с поляками. И не один, а с малолетним племянником Михаилом и его матерью. Понятно, что пятнадцатилетний Михаил ни при чем, он оказался там не сам по себе, а по стечению обстоятельств, с дядей и матерью. Но тем не менее человек, которого вскоре выберут царем, будущий основатель династии Романовых, не рвался с юношеским пылом в ряды ополчения, а прятался от народного ополчения вместе с поляками. Факт есть факт, который почти все историки стеснительно умалчивают, обходят.

В общем, Пожарский на венчании – чуть ли не чужой, представитель ополчения и дворянства. Только и всего. Тот, кто расчистил им, высокородным боярам, поле для новой игры. Убрал с него совсем уж одиозных игроков: Ивана Заруцкого, Марину Мнишек с сыном, царя Владислава.

Я намеренно забежал вперед, чтобы яснее стала обстановка в Москве и вокруг летом – осенью 1612 года. Каждый князь и каждый боярин в каждом лагере прикидывал, что к чему, каждый думал, как и чем обернется завтрашний день, на чью сторону перейти, за кого быть. За царя Владислава, короля Сигизмунда или за шведского королевича Карла-Филиппа, за ту или иную новую силу – не важно, потому что в итоге каждый был сам за себя.

А кто за Русь-то?!

Вот он и был, Кузьма. С ополчением.

Он один не рассчитывал, не хитрил, не выгадывал, не связан был боярско-княжеско-придворными иерархиями и хитросплетениями. Он ясно видел цель – выгнать поляков из Москвы и подталкивал на решительные действия Пожарского.