Когда время смены их блока подошло к концу, у Евы образовались мозоли на нескольких пальцах, а руки приобрели желтовато-коричневый оттенок. Сколько же гостей явилось на представление, если процесс обработки пищи шел в таких объемах и не прекращался с раннего утра и до позднего вечера? Ведь после них сюда придет следующий блок, и два работали до них… Можно было с уверенностью сказать, что Гнездо — это масштабный и невероятно популярный проект, который будет приносить прибыль даже в самые тяжелые времена. Люди любят насилие.
Из кухни их погнали прямиком в купальню. Ева старалась по пути запоминать все повороты, секции и коридоры, но тщетно: они выглядели совершенно одинаково, и, чтобы не запутаться здесь, требовалась уйма времени для изучения.
В купальню их загнали всем скопом. Ева уже начала переживать, что подтвердятся ее худшие опасения, но Хильд уверенно повела ее за собой в боковую дверцу, где их ждала миниатюрная копия первой, большой купальни. В полу небольшая ванночка с водой семь насемь футов и сбоку бочки с водой и ведра для мытья. Хильд, видя облегчение на лице подруги, заметила:
— А ты думала, мы вместе с мужиками мыться будем? Когда-то давно так и было. То есть, здесь жили в основном мужчины, поэтому не было необходимости делать вторую купальню. А когда появились и женщины, руководство решило их разделить во избежание неприятных инцидентов, — она хитро подмигнула. — У гостей, кстати, своя купальня.
Девушки с наслаждением погрузились в воду. Они сели друг напротив друга, согнув колени и прижав к себе локти, но все же это было лучше, чем мутная вода большого бассейна. Хильд распустила свои рыжие волосы и, когда кудри намокли, в длину они оказались едва ли не по пояс.
— Ну и как тебе кухня? — поинтересовалась Хильд. Ева неопределенно пожала плечами. — Впечатляет, да? Чтобы прокормить такую ораву людей, требуются тонны продуктов.
— А когда поставки? — Ева решила, что настал подходящий момент для сбора информации.
— Обычно в день перед представлением. Вчера мы как раз разгружали повозки.
— Откуда их везут, не знаешь?
— Какую-то часть из ближайших поселений Дезерт-Эну, но в основном из соседних более плодородных стран вроде Астрелии, Примы или Целестии. Кстати, а ты сама откуда?
— Из Целестии.
— А я из Астрелии. Люди здесь, как и продукты, тоже в основном из этих четырех стран.
— Их всегда в разное время привозят? Ну, людей.
— Да, всегда по-разному. Из ближайших стран бывает всего по нескольку человек привозят, а из дальних целым скопом, но реже.
— Понятно.
Ева уставилась на свои сбитые коленки и о чем-то крепко задумалась. Потом вышла из бассейна с намерением вымыться под горячей водой. Капли скатывались по ее изможденному телу, и девушка с сожалением осознала, что от ее некогда рельефной мускулатуры не осталось и следа. Руки истончились, кожа туго обтягивала ребра и седалищные кости, даже грудь стала меньше. Боковым зрением она заметила, что ее разглядывает Хильд, бессовестно и беззастенчиво. Мало ли на то причин, подумала Ева, взять хотя бы синяки. На спине они наверняка тоже есть, но видеть их она не могла, да и не стремилась.
— К чему эти вопросы, Ева? — внезапно серьезным голосом спросила Хильд. — Ты думаешь о том, чтобы выбраться отсюда? — Молчание Евы только подтвердило ее догадку. — Знаешь, я уже давно об этом думаю. Но… план несовершенен, не хватает множества деталей. А главное, в одиночку это не осуществить.
— Что же ты не найдешь себе союзников? — съязвила Ева, а Хильд грустно ответила, игнорируя ее тон:
— В основном потому, что они все умирают.
В этот момент Ева почувствовала укол совести, совсем маленький и всего на миг, но быстро отмахнулась от него как от назойливого насекомого. Еще чего, ведь обещала же себе, что не станет обращать на чужие чувства внимание.
Хильд вышла из бассейна и присоединилась к Еве на деревянном настиле. Помолчав немного, Ева спросила:
— И что за план?
Но Хильд только заговорщически улыбнулась, обнажив ряд белых зубов с прорехой вверху слева — цена победы в предыдущем бою.
— Всему свое время…
Сразу после купания их повели отмывать трибуны. Ева впервые видела внутренности Гнезда, но открыто их разглядывать не собиралась. Так же повел себя и Рагенбер. На его каменном лице не промелькнуло ни капли заинтересованности. Между тем, арена поражала своим размахом: нескончаемые ряды сидений поднимались амфитеатром вверх футов на пятьдесят, как четырехэтажный дом, а в центре была площадка с земляным покрытием около девяноста футов в диаметре. Над самой площадкой простиралось чистое небо, а вот над зрительными рядами были сооружены навесы.