Ложь (ЛП)

Костюм, в который он был одет на Мичиган-Авеню, исчез, сменившись джинсами с низкой посадкой и серой футболкой, которая мне очень нравилась. Посмотрев вниз на его длинные ноги, я увидела, что он босой, напомнив мне о прошлой ночи, но, когда я посмотрела вверх, его темные волосы были сухими и волнистыми. Когда наши глаза встретились, его улыбка сделала со мной то, что я не могла описать.

— Добрый вечер, солнышко.

Глубокий тенор еще больше скрутил мои внутренности.

— Добрый вечер, — осторожно ответила я, на мгновение прикусив губу. — Что все это значит?

Он шагнул вперед, его большие руки легли мне на талию, он притянул меня ближе.

— Вот каково это — иметь кого-то, к кому можно вернуться домой. — Мои щеки покраснели. — Это, — продолжал он, — начало моей попытки исправить то, чего не произошло прошлой ночью.

— То, чего ты не допустил, — поправила я.

— Ты дашь мне еще один шанс?

Моя улыбка стала еще шире, когда я опустила свою ношу на пол.

— Ты все лучше справляешься с просьбами.

Он пожал плечами.

— Я стараюсь.

Он мог стараться, и мне нравились его попытки.

Стерлинг провел пальцем от уха вниз по моей шее, и я наклонила голову, давая ему доступ. Его прикосновение медленно переместилось ниже, дразня край моего округлого выреза. Каждый дюйм прожигал след, заставляя мою кожу пылать и твердеть соски.

— Второй шанс или ужин? — спросил он. — Лорна оставила нам в духовке что-то очень вкусное.

Я подняла руки и обняла Стерлинга за шею.

— Ужин может подождать.

Глава 21

Стерлинг

Проснувшись в воскресенье утром в холодном поту, я вдруг осознал, что сегодня — недельная годовщина инцидента в клубе. Пока я глядел в потолок, воспоминание горело во мне, пузырясь, как ядовитая смесь.

Я редко испытывал страх. В ту ночь я испытал всепоглощающий страх потерять женщину, которая сейчас спала рядом. Этот страх гноился, а затем смешивался с дикой потребностью отомстить. Вместе они представляли собой опасное сочетание.

Лежа с Аранией, я не жалел о том, что утолил свой ответный голод. Я бы сделал это снова.

Дикторы местных новостных программ называли двойное убийство бандитским — еще одна трагическая статистика, скрытая в тени. Это простое оправдание помогало подпитывать ощущение безопасности. Оставайтесь в правильных местах, избегайте неправильных — иллюзия усиливалась.

Плохие вещи случались, только не в моем мире. Именно эта ложь поддерживала жизнь Чикаго.

Никто не хотел верить, что человек в дизайнерских костюмах и туфлях за тысячу долларов, который ходит по офисам в центре города, нанимает тысячи людей и зарабатывает миллиарды долларов, может хладнокровно убивать. Легче свалить вину на безымянных людей, прячущихся в темноте.

Человек, вышедший на свет божий, конечно же, не мог голыми руками лишить жизни двух двадцатилетних подростков после того, как устроил ужасные пытки — нет, это немыслимо.

На самом деле я мог бы считать себя спасителем. К тому времени, когда МакБрайд и его шлюха-подружка испустили последний вздох, они уже молили, чтобы агония закончилась. Я оказал им услугу, исполнив их последнее желание.

Обвинять в преступлении тех, кто его не совершал, было не ново.

Как я и говорил Арании, среднестатистический гражданин верил в сказку о том, что Чикаго в безопасности. Люди в многоэтажных зданиях, укрепляющих экономику, не были убийцами, потому что этот обычный человек помещал этих людей — таких, как я — на пьедесталы. Истории организованной преступности — это предания и народные сказки прошлого. Сейчас другое время.

Все это кануло в прошлое вместе с Аль Капоне.

Они не хотели знать правду, что все это живо и здравствовало и включает в себя политиков и магнатов, а также всех тех людей, которые пачкают руки в темной паутине, на улице, в игорных заведениях, борделях, частных клубах и на фондовой бирже.

Чикагская полиция, политики и СМИ помогли увековечить эту иллюзию. Это ради общего блага. Свидетельство зла может быть в том, чтобы смотреть людям в лицо, но они не могут понять то, что отказываются признать. Они увидели то, что хотели увидеть. Розовые очки раздавались при рождении, и лишь немногие из нас предпочитали их не носить.

К тому времени, когда безжизненные, окровавленные тела МакБрайда и его подруги были выставлены на всеобщее обозрение, мои заявления прозвучали громко и ясно. Весь преступный мир получил мое сообщение: Арания МакКри вне пределов досягаемости. Никто не прикасался к ней, кроме меня.

Чем больше времени я проводил с ней, тем яснее становилось, что хоть раз в жизни мой отец был прав. Она принадлежала мне.

Пока Арания спала рядом, я боролся с желанием прикоснуться к ней. Протянув руку, я осторожно провел пальцами по ее светлым волосам, стараясь не разбудить ее.

В полумраке спальни я уставился на свою руку. Впервые реальность стала пугающе ясной. Арания пробудила во мне нечто такое, что я никогда не лелеял и не стремился взращивать. Нежность и забота не работали в моем мире, теперь и в ее мире тоже.

Та же рука, которая могла ласкать и обнимать ее, также убила.